"Юлиан Семенович Семенов. Пароль не нужен. (Штирлиц, 1921-1922)" - читать интересную книгу автора

горьковатым. Возвращение это было резким, как толчок. И полковник понял,
что, конечно, в Вашингтон Меркулов его не пошлет, потому что в дипломаты
лезет каждый, а в ассенизаторы, вроде него, жандарма, пойди замани
кого-нибудь из этой интеллигентской сволочи. Полковник понял, что речь
конечно же пойдет о провале операции с Блюхером и разговор будет не из
приятных.
- Послушайте, полковник, - сказал Меркулов, не поздоровавшись и не
глядя на Гиацинтова, - я, конечно, имею забот несколько более, чем вы. Я
должен читать сообщения консулов из-за границы, у меня в государстве
керосина нет, маяки на побережье гаснут, я денег учительству три месяца не
платил, у меня идет победоносное наступление на красных, которое не
удавалось никому после Деникина, и, естественно, я не могу, я практически
не имею времени разбираться с вашими вонючими агентами и доносчиками!
Понятно вам?! - Меркулов задышал носом, что выражало у него высшую степень
обиды, - Что я вам, пугало огородное? Ну, не вышло у вас - так и бог с
ним! Но поначалу-то хоть проверьте, прежде чем своему премьеру сообщать о
том, как возмущенный народ уничтожил красного министра Блюхера.
- Я хотел порадовать вас, Спиридон Дионисьевич...
- Я вам ваше превосходительство, а не Спиридон Дионисьевич! Одного
конфуза с меня хватит, двух не хочу! Отправили арестованных большевиков в
Китай или еще не успели?
- Сейчас началась погрузка.
- Отменить. Всех их оставите здесь. Чем бездельничать и искать себе
легких путей, извольте-ка подготовить процесс, который покажет миру, как
Москва гадит всюду, где только начинает ослабляться бдительность! Мы
должны показать органическую связь красного подполья с Читой. Надо
скомпрометировать большевизм, понятно это вам?! Все. Сроку даю полтора
месяца. Идите, полковник, вы мне сегодня отвратительны!
- Ваше превосходительство, позвольте подать рапорт об отставке.
- Что?!
- В отставку хочу. Лучше вагоны разгружать.
Меркулов вышел из-за стола, приблизился вплотную к полковнику, стал
перед ним на мысочки: Гиацинтов был выше премьера на три головы. Поднял
руки, взял полковника за уши, притянул его голову книзу - к своей.
- Глупышка, - тихо заговорил он, - ведь отец же я вам, нешто можно на
меня, на старого человека, обижаться? Сердце у меня болит, под грудью
щемит, ночью бог ко мне приходит - оттого нервен я, пойми. Всяко могу
сказануть, а думаю обо всех с лаской. Ноша на мне, пойми. Хочешь -
попробуй, как тяжела. Горб сразу сломит, хоть ты и крепок. Мне сейчас от
вас всех нужна полная самоотдача. Тогда только приведу вас к победе, к
престолу и к паперти московской. - Меркулов говорил жарким шепотом, и
глаза его, суженные по-татарски, светились, замерев острыми точками. - Я
верю, понимаешь, верю в то, что грядет. Но ты помоги мне. В репрессиях
против политических врагов дозировка не потребна. Время и точно понятые
кандидатуры - вот главное, что обращает кровушку на пользу делу. Ты это
запомни, это я тебе главное сейчас сказал. Тот станет у нас великим, кто
пустит кровь вовремя и к месту, - тогда пущай ее хоть реки льются - это
как избавление от болезни, это вроде как высокое давление спустить,
страсть утихомирить, понял меня? Понял? Ну, иди, не сердись на старика,
иди, красавец мой...