"Юлиан Семенович Семенов. Альтернатива. (Весна 1941)." - читать интересную книгу автора

- В офисе! А почему от тебя духами пахнет?!
- Так с ним женщина была.
- С кем?
- Я же сказал: с помощником!
- С ним?
- Ну не со мной же...
- Хороши дела - с бабой!
- Как раз с бабой и делаются все дела!
- Я завтра же пойду к поверенному и расскажу, что ты...
Этого Потапенко слушать не мог; он уходил в кабинет, запирал дверь и
садился к столу, уставившись в одну точку перед собой - эта точка была для
него, словно буй во время шторма, некий символ спокойствия, за который он
должен держаться.
Последние дни он спал по пять часов от силы. Ситуация обострялась с
каждым днем: либо Югославия присоединится к англо-греческим войскам, либо
Белград станет союзником Гитлера. О нейтралитете мечтали наивные
политические идеалисты - балканский стратегический узел, южное подбрюшье
рейха и северное предмостье британского Суэца, должен быть разрублен.
Жестокая римская формула "третьего не дано" стала руководством в
дипломатической практике весной сорок первого года.
Сегодняшний разговор с помощником министра просвещения, воспитанным в
Сорбонне, был важным, особенно важным: казалось, что собеседник Потапенко
лихорадочно взывает о помощи.
Естественно, ни о чем впрямую собеседник не говорил; манера его
поведения была безукоризненна - веселая рассеянность, добрая монтеневская
афористичность, щедро пересыпаемая грубоватыми марсельскими шутками;
неторопливая и чуть скептическая оценка всего и вся; подтрунивание над
собой и своими шефами, что, естественно, позволяло ему в такой же мере
подтрунивать над Потапенко и его шефами, но среди мишуры этих изящных, ни
к чему не обязывающих умностей помощник министра несколько раз т а к
глянул на Потапенко и т а к произнес несколько фраз о судьбе несчастных
Балкан, обреченных на заклание, особенно теперь, "когда традиционный
защитник моей родины вынужден сохранять улыбку на лице, в то время как его
возлюбленную раздевает донага насильник и вот-вот опоганит", что только
полный болван не понял бы истинной цели всей этой шестичасовой встречи, на
которую был приглашен Потапенко.
Они сидели в маленьком кафе около "Српского Краля", неподалеку от
Калемегдана, тянули "турску кафу", запивая попеременно то холодной
"киселой водой", то чуть подогретым виньяком с виноградников Босны, и со
стороны казалось, что беседуют обо всякой безделице стародавние друзья,
стараясь к тому же понравиться красивой женщине, лениво разглядывавшей
собиравшуюся в этом кафе белградскую богему, куда как более вызывающую,
чем французская: уж если богема, так чтоб во сто крат богемистее
французской. Приморские славяне, спустившиеся к Адриатике из черногорских
ущелий и с дымных, заоблачных вершин, любят быть во всем первыми и
достоинство свое чтят превыше всего - даже в том, чтобы у маленького
"Актера Актеровича" из "Балаганчика" рубаха была более цветастой и
вызывающей, чем у самого знатного парижского шансонье...