"Юлиан Семенов. Экспансия-III (роман) ("Позиция" #5, серия о Штирлице)" - читать интересную книгу автора Манолетте захохотал, пообещал сходить за Гансом и посоветовал Отто
кончать игру в дурака, скоро начнется самый бизнес, а он намылился в Байрес, какой толк от эскулапов, одни расходы... ...Ганс, видимо, несколько отогрелся, потому что нос его не был уже таким синим; не глядя на Штирлица, он подошел к телефону и набрал номер: - Ты просил меня позвонить, дядя Отто? Видимо, то, что он услышал, заставило его крепко прижать трубку к уху и повернуться к Штирлицу и Манолетте спиной; несколько раз он хотел возразить, но, видимо, Отто Вальтер грубо его обрывал; наконец, положив трубку на стойку, Ганс, не глядя на Штирлица, сказал: - Он просит вас к аппарату. Голос у Отто снова был умирающий, в чем только душа держится: - Макс, сейчас он принесет вам извинение... Выпейте с ним за мой счет и позвольте мне, наконец, заняться здоровьем, оно того заслуживает... - Хорошо, х е ф е... Пусть извиняется при Манолетте, мы выпьем за ваш счет и попробуем вместе поработать... Но вы же меня успели немножко узнать: если ваш родственник позволит себе такой тон и впредь, то, не обижайтесь, я уйду, оттого что помню древних: если говорят, что благороднее родиться греком, чем итальянцем, так пусть добавят: почетнее быть рабом, чем господином... Манолетте прищелкнул пальцами: - Красиво сказано, Максимо! Как все испанцы, он превыше всего ценил изящество слова; дело есть себе знание и многомыслие, останется в памяти навечно. Ганси шмыгнул острым носом (Штирлицу казалось, что на кончике должна постоянно дрожать прозрачная капля; воробей, а фанаберится), откашлялся и сказал на ужасающем испанском: - Простите меня, сеньор Брунн, я был груб, но это из-за холода... - Да, к нашим холодам не так легко привыкнуть, - сразу же откликнулся Манолетте, достав из шкафа три высоких стакана. - Но с помощью дона Максиме вы здесь быстро освоитесь... Что будете пить? - Вообще-то я почти не пью, - ответил Ганс, подняв на Штирлица свои маленькие пронзительно-черные глаза, словно бы моля о помощи. - У нас в семье это почиталось грехом... - Да? - Манолетте удивился. - Вы из семьи гитлеровцев? Ганси даже оторопел: - Мы все были против этого чудовища! Как можно?! Мой дедушка - пастор, он ненавидел нацистов! И потом Гитлер не запрещал пить! Наоборот! Просто он сам ничего не пил... Другое дело, он преследовал джазы, потому что это американское, не позволял читать Франса и Золя - евреи. Толстого и Горького - русские, но пить он не возбранял, это неправда... - А как с прелюбодеянием? - поинтересовался Штирлиц. - Если вы ариец, это не очень каралось... Другое дело, славянин или еврей... Ну и, конечно, для СС это было закрыто, Гитлер требовал, чтобы коричневые члены партии соблюдали нравственный облик и хранили верность семейному очагу. Не врет, отметил Штирлиц, а в глазах испуг, здорово, видимо, его |
|
|