"Геннадий Александрович Семенихин. Утверждение жизни (рассказ, про войну)" - читать интересную книгу автора

Павел временами затягивался папироской, и мы тогда отчетливо видели
лицо рассказчика и его живые глаза.
- Эта история не будет длинной, - заговорил Фирсов, - по то, что я вам
сейчас расскажу, никогда не потускнеет, не выветрится из моей памяти.
Случилось эго в те дни, когда я партизанил в тылах противника. Не
удивляйтесь, что речь зашла опять о войне. Мне кажется, что эта история
повествует вообще о твердости человеческого характера в тяжелых испытаниях.
Так вот. Мы шли сквозь леса, преодолевая сугробы смерзшегося снега.
Кругом стояли голые, словно раздетые оккупантами деревья. Ночью лес
казался страшным.
С виду молчаливый, он таил в себе тысячи шорохов. Выследившие нас
гитлеровцы наседали со всех сторон. В морозное небо часто взлетали
осветительные ракеты, озаряя лес алыми вспышками. Нами был получен приказ
во чтобы то ни стало пробиться из вражеского тыла через линию фронта. Мы
приближались к переднему краю, до которого оставалось каких-нибудь десять
- пятнадцать километров. Около одной деревушки пришлось задержаться.
Командир полка майор Седов, партизанивший в этом районе еще в гражданскую
войну, прозванный гитлеровцами "старой лисой" за умение бесшумно и
неожиданно совершать внезапные налеты, приказал мне с группой партизан
выдвинуться вперед для разведки. И вот мы шли на восток, продираясь сквозь
мелкий кустарник.
Северный лес - нежные березы и глухая, запорошенная снегом дорога, - я
не забуду их никогда, как не забуду свиста северного ветра. В первой
деревне мы ничего не нашли, кроме обгоревших бревенчатых изб с зияющими
впадинами окон.
Мы пошли дальше, тщательно соблюдая предосторожность. За деревней
дороги не было - снова глухой, молчаливый лес. Шли долго, присматриваясь к
многочисленным лыжным следам. Около небольшой лощины, которую нам
предстояло перейти, пулеметчик Скиба, наш ротный запевала, веселый
украинец с белобрысыми бровями, придержал мепя за руку. "Товарищ командир,
ось подивитесь", - сказал он, показывая вниз. На снегу я увидел небольшие
красные пятна. "Здесь полз раненый, - снова заговорил Скпба, - чего
доброго, наш хлопец".
Кровь была свежая. Мы пошли в чащу по следу. Пятна попадались через
каждые два-три шага, вокруг мерзлая корка сугроба была примята. Очевидно,
раненый прополз здесь. Я помню, как мы с четырьмя бойцами распутывали
обледеневшие ветви, продвигаясь вперед. Помню, что ветер, за несколько
минут, перед этим утихший, снова накинулся на нас. Он поднимал целые тучи
белой пыли швырял в лицо жесткие комочки. Мы шли тихо, сторожко,
внимательно вглядываясь вперед. Вдруг Скиба нырнул в кустарник. "Шлем!" -
вырвалось у него негромкое восклицание. Я взял из рук разведчика находку,
внимательно рассмотрел ее. Это был самый обычный летный шлемофон, судя по
чистой меховой подкладке, почтп новый. Спереди он весь покрылся тонким
слоем льда, лед намерз и на меховой обшивке. В одном месте шлем был
разорван: можно было предположить, что это след от пули или от маленького
зенитного осколка. В том месте где пристегивались очки, и на затылке были
вырваны кусочки ваты. Я посмотрел на Скибу и увидел его грустные глаза.
"Кокнули парня, - тихо сказал украинец. - Вошла пулька, вышла - и нема
людыны!" Я растерянно комкал шлемофон в руках. Тут ко мне недошли два
разведчика и доложили, что в нескольких метрах от нас они натолкнулись на