"Геннадий Александрович Семенихин. Послесловие к подвигу (повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора

Но он решительно покачал головой:
- Ты же видишь, Стрелка, - покосился он на забинтованную ногу, - куда я
с этой кувалдой... мы с Аркадием Петровичем будем надеяться на лучшее, -
кивнул он на примолкшего Птицыпа. Ты скажи, гранаты в госпитале есть?
В его черных глазах под сведенными бровями она прочитала горькую
решимость и отрицательно покачала головой:
- Ни одной, Федор Васильевич... взвод охраны еще вчера сняли на
передовую. На весь госпиталь только одна винтовка СВТ. У дежурного на
вашем этаже.
- Тоже хорошо, - криво усмехнулся Нырко. - Спасибо и за такую
информацию. А теперь иди. Выводи раненых лесом вдоль шоссе, на само шоссе
не вздумай и показываться, слышишь, как бомбят. Прощай, Стрелка.
- Прощайте, Федор Васильевич, - всхлипнула девушка. - Я верю, что
подполковник Коваленко скоро вернется за вами.
Она вышла из палаты тяжелой разбитой походкой.
На пороге остановилась и обернулась. Прямой ее рот болезненно
покривился.
- Прощайте, Федор Васильевич, - повторила она.
- Ладно, ладно, не торопись меня отпевать, - грубовато ответил Нырко. -
Я еще после нашей победы над фашистами на тур вальса тебя приглашу.
- Вот мы и одни остались, - упавшим голосом произнес интендант Птицын,
когда дверь за медсестрой со скрипом затворилась.
Нырко промолчал. Он не любил бесполезных утешении, тем более когда
утешать надо было и самого себя Он чутко прислушивался к тому, что
происходило за стенами госпиталя. От вчерашней вечерней тишины и следа не
осталось. Шоссе теперь грохотало. Но нему беспрерывным потоком проносились
автомашины с набитыми доверху кузовами, передвижные радиостанции зеленые
"санитарки" с красными крестами, лишь привлекающими внимание фашистских
летчиков, походные кухни Затем после небольшого интервала, потянулись
автотягачи о прицепленными пушками и мрачно сидевшими в кузовах
красноармейцами, вперемежку меж этим потоком скрипели подводы, и было
слышно, когда затихал рев моторов как цокали по твердому асфальту
подкованные копыта лошадей. Весь этот нескончаемый поток устремлялся не на
запад, к линии фронта, а к Москве, и было столько скорби в его движении,
что напоминал он невольно огромную похоронную процессию. С утра хлюпал
мелкий осенний дождик, и небо низко-низко висело над землей, но к полудню
солнце развеяло облачность, ярко заблестело над лесом, и тотчас же
появились над автострадой вражеские самолеты Где-то" уже значительно
восточнее, чем утром, повторенные эхом, раздались частые бомборые взрывы,
и Нырко машинально про себя отметил:
"Значит, фашисты перенесли огонь в тыл. Бомбят уже далекие от линии
фронта объекты". С шоссе донеслись отголоски кем-то поданной протяжной
команды "ло-ожись!", и тотчас же хрупкий и чистый октябрьский воздух
вспорол тонкий пронзительный визг чужих авиационных моторов.
- Это "мессершмитты". Шоссе штурмуют! - громко сказал Нырко. - Аркадий
Петрович, уберите к чертям, пожалуйста, занавеску, в окно хочется
заглянуть.
Птицын послушно проковылял к подоконнику и отдернул занавеску, а майор,
с трэдом приподнявшись на вытянутых руках, сумел увидеть дальний лес и
дымные взрывы над шоссе. Неожиданно в вой немецких моторов ворвался совсем