"Геннадий Семенихин. Космонавты живут на земле" - читать интересную книгу автора

на компасе не совместилась с указанной цифрой. Потом от него потребовали
сделать левый разворот. И опять под устойчивый свист турбины выполнил он
маневр. Затем невидимый офицер, руководивший наведением, потребовал набрать
еще пятьсот метров высоты, изменить курс на двенадцать градусов, снизиться
на сто метров, увеличить скорость, и наконец прозвучала команда:
- Цель впереди. Атакуйте.
Горелов напряженно осматривал впереди себя пространство. Под
гермошлемом рычажок микрофона давил щеку. Внизу, под острыми стреловидными
крыльями его машины, повсюду расстилалось бескрайнее барашковое море
облаков, и сначала на этом однообразном их фоне он ничего не увидел. Стало
сухо во рту и неприятно похолодело внутри при мысли, что он может прозевать
цель. Горелов, вопреки всем наставлениям с КП, опустил нос истребителя,
чтобы осмотреть самую близкую к нему часть неба. Тотчас же он увидел
волнистый след инверсии. "Так и есть!" - крикнул он обрадованно. Строго под
ним, так что истребитель закрывал его своей тенью, шел, купаясь в солнечных
лучах, остроносый двухтурбинный бомбардировщик. До рези в глазах сверкало
остекление кабины. Хитрым и опытным был летчик, решивший, что только таким
образом сможет уйти он от более скоростного истребителя. Еще минута, и
Алексей потерял бы цель. Его машина пронеслась бы над ней, и, лишенный
возможности смотреть назад, он бы неминуемо пропустил ее на белом фоне
облаков. Алеша облегченно вздохнул, убрав газ, отстал от бомбардировщика,
дождался, пока тот не удалился на наиболее выгодное для атаки расстояние, и
передал:
- Цель атакую!
- Молодец! Возвращайтесь! - приказал командный пункт.
Он переключил радиостанцию на аэродром и получил подтверждение команды.
Теперь развернуться, пробить облачность и выйти на дальнюю приводную. В
тесной кабине стало отчего-то жарко. Горелов решил - от усталости. Закончив
разворот, он окунул нос самолета в белую кипень облаков. Снижаясь с
небольшим углом, он твердо знал, что не раньше как через пять минут появится
под нижней их кромкой чуть севернее аэродрома, а до дальнего привода -
рукой подать. Пот растекался по лицу. "Почему так жарко?" - подумал Алеша.
И вдруг турбина с резким скрежетом взвыла, и в лицо ударило острым
запахом гари. Тяга резко упала, но двигатель еще теплился, еще жил. Не веря
в случившееся, Алеша продолжал планировать, теряя высоту. Он не видел, что
следом за истребителем тянется зловещий шлейф дыма, но приборы уже
сигнализировали о случившемся. Переговорные рычажки, прильнувшие под
гермошлемом к шее, были холодными, как змеи. Приборная доска стала серой,
стрелки начали двоиться.
- Дым! - прошептал он странно сухими губами.
С земли голос Ефимкова рассержено спросил:
- "Архимед-три", почему молчите? Прием.
- Я - "Архимед-три", - отозвался Алеша, стараясь победить неожиданно
охрипший голос. - Самолет горит. Иду с выключенным двигателем. Обеспечьте
полосу. Прием.
Несколько секунд длилось молчание. Турбина замерла на шести километрах
высоты, дым немного рассеялся, но в кабине стало еще жарче.
- "Архимед-три", Алеша! - донесся с земли испуганный голос комдива.
- Немедленно катапультируйся!
- Не могу. Буду садиться, - быстро ответил Горелов и удивился, что