"Геннадий Семенихин. Космонавты живут на земле" - читать интересную книгу автора

парным молоком.
Почти двое суток не было радио- и телесвязи. Но когда в иллюминаторе
померкли последние отсветы метеоритных вспышек и до цели осталось менее
пятидесяти тысяч километров, Земля с ним снова заговорила. Он и представить
себе не мог, как она его ждала и тревожилась. Он еще боролся с усталостью от
длительной невесомости и перенесенных испытаний, а сотни радиостанций и
телевизионных установок дарили народам мира его голос и размытое на экранах
изображение лица. Он отчаянно сражался за жизнь, продолжая регулировать
расстроившуюся термоустановку, грозившую впустить в ограниченную
металлическую пилотскую кабину поток жары, сметающей все живое, а в далекой
знойной Алабаме томная негритянская певица уже пела грудным контральто
модную, сразу облетевшую все континенты песенку: "Ты лети к Земле, курчавый
бэби...". Где-то в Канзасе спичечный король уже выпустил первые миллиарды
коробок с его изображением, а итальянские виноделы обсуждали крепость нового
сорта коньяка, которому было дано его имя. В центре Мюнхена завсегдатаи кафе
и сосисочных отставляли от себя тяжелые кружки с темным пивом, когда
передавался очередной сеанс радиосвязи с ним. В эти минуты замирало движение
на Бродвее, на Елисейских полях и у знаменитого Бекингемского дворца, и даже
невозмутимый венецианский лодочник, которому до смерти надоело возить
туристов, сушил весла, показывая большой палец:
- Горелов брависсимо!.. Горелов бьен... виктория... карашо!
И только на его родине все выглядело серьезнее и проще. Она словно бы
притихла, смятенная тревогой, когда космический корабль потерял связь. Не
было на ее бескрайнем пространстве ни одного равнодушного. В полярной тундре
два каюра, мчавшиеся навстречу друг другу по ледяному полю, останавливали
свои упряжки только затем, чтобы разжечь трубки, и, прессуя табак
одеревеневшими от мороза пальцами, спрашивали:
- Радио еще не говорит?
- Молчит парень.
- Неужели случилось с ним что-нибудь?
- Не может. Пока что все наши ребята возвращались на Землю. Поди, уже
откочевал от Луны.
- Э-ге-й! Далеко еще ему до Земли кочевать.
И снова в хрупком настое полярного воздуха звенели колокольчики и
трудолюбивые лайки в разные стороны уносили упряжки.
У горячих мартеновских печей в эти тревожные часы тоже бывал перекур, и
седоусые мастера окружали плотным кольцом агитатора так, чтобы он не мог
выбраться. Агитатор, обычно какой-нибудь вихрастый парнишка, которому еще и
в подручные-то было рано, отводил стыдливо глаза, покашливал. Да и что он
мог сообщить, если все радиостанции хранили тревожное молчание...
- Ну, так что ты нам скажешь?! - обрушивался на него кто-либо из
пожилых мастеров.
- Если насчет новой гидростанции или годового плана по нашему
заводу... - вывертывался хитроватый парнишка.
- Да я тебя не про годовой план спрашиваю. Мы его сами как-нибудь
выдаем! - гремел в ответ голос. - Я про Горелова хочу знать.
- Про Горелова... - вяло тянул парнишка. - Так я же о нем не больше
вашего знаю.
Кольцо размыкалось, и молодой агитатор виноватой походкой уходил от
своих товарищей по цеху, словно он был причиной того, что нет связи с