"Геннадий Семенихин. Космонавты живут на земле" - читать интересную книгу автора

от жуткой панорамы, возникавшей в овальном иллюминаторе. Он читал лунную
карту, мысленно сличал ее с той, какой уже несколько лет располагало
человечество, искал в ней неточности и старался их тут же запомнить. Это
входило в задание.
Но в задание не входило думать о своих близких и о последних минутах,
проведенных на Земле. А он думал. Что бы он ни делал - смотрел ли в
иллюминатор, вел ли записи в бортжурнале или при помощи ручного управления
ориентировал корабль в черном бездонном пространстве, - он не переставал
думать о Земле. И ему рисовалась деревянная лестница со свежевыкрашенными
сосновыми ступеньками, вспоминались минуты расставания с любимой... Над
маленьким городком стлалась тогда ночь, и в темноте он скорее угадывал черты
дорогого лица, чем видел его. Женщина стояла в простеньком домашнем халате с
короткими рукавами. Она положила руки ему на плечи и долго их не снимала,
борясь с желанием заплакать. Он и это тоже угадывал и ласково, с глухим, не
очень естественным смешком сказал:
- Ты знаешь, от твоих рук парным молоком пахнет.
- Почему? - удивилась она.
- Потому что ты вся земная. Ты для меня Земля, понимаешь?
Она благодарно кивнула.
А у подъезда его уже ждала черная "Волга", и человек, сидевший за рулем
машины, ничем старался не обнаруживать себя, чтобы не нарушить этих
последних минут прощания. Потом хлопнула дверца, и "Волга" ушла. А женщина
долго еще стояла под ночным небом.
..."Заря" уходила на новый непредвиденный виток. Он промчался над Луной
на достаточно большой высоте и от этого несколько успокоился. Но и на
третьем витке его корабль не смог сойти с лунной орбиты. Мучительные и
долгие эти витки повторились еще четырнадцать раз. А потом корабль, вышедший
из повиновения, вдруг стал послушным, и космонавт взял курс на Землю. Он
видел ее на расстоянии почти четырехсот тысяч километров, и, окруженная
зыбким голубым ореолом, то светлеющим, то темнеющим, она и отсюда казалась
сказочно красивой. Радиосвязь по-прежнему не работала, но он старался себя
убедить в том, что по огромной кривой летит теперь к дому, к Земле.
Когда "Заря" прошла более половины пути, за ее бортом все осветилось
яркими вспышками. Можно было подумать - тысячи доменных печей распахнулись
в один и тот же миг, чтобы вылить расплавленный металл. Это над Луной
пронеслась метеоритная буря, опаляя ее молчаливую поверхность. Мелкие
метеориты все еще настигали его. Внезапно словно крупный град застучал по
обшивке корабля. Внутри стало жарко, и он догадался, что терморегуляторное
устройство выходит из строя. Он знал, как его исправить в аварийной
обстановке, и, обливаясь потом, слабея от угнетающей жары, принялся за
ремонт. Стрелка термометра то становилась на свое место, показывая, что в
кабине почти комнатная температура, то снова поднималась вверх.
Еще на Земле Горелов твердо знал - он идет в полет без полной
гарантии, что вернется. Он был летчиком, и несколько лет назад даже в
обычном тренировочном полете смерть едва не подкараулила его. Тогда он ее
избежал. Сейчас он тоже делал так, чтобы все обошлось хорошо. Усталость
родила какое-то необычное спокойствие, и космонавт опасался, как бы оно не
перешло в апатию. Нет, он не боялся погибнуть, но теперь ему очень хотелось
доставить на Землю пленку кинофильма и бортовой журнал, снова подняться по
сосновым ступенькам и еще раз сказать любимой женщине, что ее руки пахнут