"Мария Семёнова. Волкодав: Истовик-камень" - читать интересную книгу автора

дороге, Каттай ничего так не хотел, как вновь оказаться в караване хозяина. И
вот это сбылось, и немедленно навалился новый страх, страх наказания. Нерадивых
рабов, слишком крепко засыпающих под кустами, по головке не гладят. А если
поведение Каттая будет истолковано как попытка побега, прекращённая из-за
боязни погибнуть в незнакомых местах?..
Хорошо было лишь то, что кончилась неизвестность, кончился этот бег
навстречу неведомому. Теперь только выслушать приговор господина - и принять
свою судьбу, какой бы она ни была.
Но Тарким не первый год торговал невольниками и, конечно, видел мальчишку
насквозь. Он отпил ещё чаю и велел:
- Разуйся и покажи мне ноги. Каттай неверными движениями распутал завязки
сапожек, когда-то нарядных, а теперь до такой степени забитых пылью, что
невозможно было разобрать даже их цвет. Эти сапожки на прощание подарила ему
мать. "Служи верно и преданно, куда бы ты ни попал, - говорила она. - Раб,
зиждущий честь господина, будет вознаграждён от Богов..." Босые ступни Каттая
являли самое жалкое зрелище. Их сплошь покрывали волдыри, большей частью
лопнувшие и запёкшиеся кроваво-грязными корками. Пот и сукровица пропитали кожу
сапог, растворив краску, и она перешла на человеческое тело, украсив природную
смуглость бурыми полосами.
- Почему ты не пошёл босиком? - спросил Тарким. - Так ты сохранил бы и
ноги, и обувь. Посмотри, во что ты себя превратил! Мозоли-то заживут, а вот
сапоги теперь только выбросить...
- С позволения милостивого господина, ничтожный раб вырос в городе... -
дрожа с головы до пят, выговорил Каттай. - Он не умеет долго ходить босиком."
Он не надеялся догнать караван, если разуется."
Тарким взял с блюдца второй пирожок.
- Харгелл! - окликнул он надсмотрщика (и Каттай вздрогнул, отчаянно
прижимая к груди материны сапожки). - Проследи, чтобы этот раб хорошенько
промыл ноги, и дай ему мази из горшочка, что под крышкой с красной полоской.
Пусть едет сегодня в возке, а дальше посмотрим.
- Мой великодушный и добросердечный господин... - начал было Каттай, но
слезы облегчения хлынули таком потоком, что перехватило горло, и он не смог
ничего больше сказать. Он хотел было подняться, но теперь, когда напряжение
отпустило, израненные ступни не выдержали соприкосновения с колючей травой, и
Каттай вновь повалился на колени. Подошёл Харгелл, поднял его на руки и понёс к
берегу озера. Обветренная, в шрамах, рожа надсмотрщика кривилась в непривычной
улыбке. Таркима, наслаждавшегося последними мгновениями отдыха, даже посетила
ленивая мысль о странной нежности, что порой возникает у зрелых мужчин к
молоденьким мальчикам. Эта мысль не задержалась надолго. Он слишком давно знал
Харгелла. И его хозяюшку, ожидавшую восьмого ребёнка.
Когда караван тронулся в путь, Каттай уже крепко спал на мешках. Он даже
не почувствовал, как тронулась с места повозка. Сапожки, почти совсем
отчищенные от пыли, лежали у него под головой, и завязки от них он на всякий
случай привязал себе к пальцу.
Маленький халисунец проснулся, когда день давно уже перевалил полуденную
черту. Его разбудил изменившийся ритм колёсного скрипа, и он испуганно
вскинулся на своём ухабистом ложе, спросонок решив, что вновь задремал под
кустом и прозевал уход каравана. Но обмотанные тряпицами ступни тут же чирк-
нули по тугим выпуклостям мешка, Каттай вздрогнул, ахнул и сразу всё вспомнил.
Он открыл глаза. Над ним тяжело трепетал кожаный полог, ограждавший зерно от