"Олег Селянкин. Казенный человек" - читать интересную книгу автора

Нет, Сталинградская битва тогда еще не началась (во всяком случае,
моряки об этом ничего не знали), но приближение чего-то небывало грозного
чувствовалось ощутимо: и сводки Совинформбюрб явно не всю правду сообщали
(ведь по Волге шли и пароходы, ставшие госпиталями, значит, сведения о делах
на фронте от раненых получали исправно), и фашистские самолеты теперь почти
каждую ночь утюжили небо над Волгой. Едва верхний край солнца прятался за
прибрежным курганом - появлялись они и безжалостно бомбили все суда, какие
им удавалось увидеть, обстреливали из пушек и пулеметов домики бакенщиков и
просто берега; самое же поганое - тайком ставили морские неконтактные мины,
преимущественно магнитные.
До самого рассвета бесчинствовали фашистские самолеты!
Так что, как говорили матросы, работы было - успевай вертеться.
Самым главным врагом катеров-тральщиков, разумеется, были те
проклятущие мины. Именно с помощью их гитлеровцы хотели уничтожить
судоходство на Волге. Чтобы сорвать этот замысел, и елозили катера-тральщики
по минным полям, елозили, в душе ни на секунду не забывая, что мина может
взорваться и под катером. Тогда... Да что говорить про катера-тральщики:
большие пассажирские пароходы, если мина взрывалась под ними, переламывались
с такой легкостью, как карандаш в руке взрослого человека.
В эту чрезвычайно напряженную пору Тименко опять вызвал неудовольствие
Мухина! Он, когда его катера работали порознь, почти всегда обосновывался на
каком-нибудь матросском посту наблюдения и связи и оттуда, используя
телефоны и радиостанцию поста, переговаривался со своими катерами и штабом
дивизиона. А на дивизионе уже сложилась традиция: здесь стало правилом, что
во время траления все командиры обязательно находились на
катерах-тральщиках, так сказать, вместе с матросами и жизнью рисковали, и
радовались, когда удавалось взорвать мину. Даже на командира дивизиона
распространялось это неписаное правило.
И, уловив Тименко на одном из постов наблюдения и связи, Мухин в
спокойных тонах, но прямо сказал старшему лейтенанту, что до его появления
трусов в дивизионе не было и доброе имя дивизиона требует того, чтобы их не
стало.
Тименко вроде бы равнодушно выслушал более чем прозрачный намек и
ответил без малейшего признака обиды или возмущения:
- Вас понял. Я, так сказать, человек казенный, от приказов других
зависящий... Только, как мне кажется, при такой постановке вопроса не
командиром отряда, а дублером командира катера-тральщика я становлюсь. Много
ли я увижу, если буду сидеть невылазно на одном катере? Однако повторяю: я -
человек казенный, а вы - комдив, и если прикажете...
Мухин не приказал: в душе он одобрил командирские рассуждения Тименко.
Действительно, разумно ли, например, ему, комдиву, уходить на траление,
допустим, с двумя катерами, все прочие заботы взвалив на начальника штаба?
Не является ли это пустой бравадой, своеобразным мальчишеством?
Иными словами, для себя Мухин сделал правильные выводы, да и мнение о
Тименко у него чуть-чуть изменилось: оценил его командирскую хватку.
Но Тименко будто не хотел, чтобы мнение комдива о нем изменилось к
лучшему! Когда началась битва в самом Сталинграде и катерам-тральщикам
капитан-лейтенанта Мухина выпало работать на переправах, до командира
дивизиона дошел слушок, что Тименко своим матросам перед выходом на задание
запрещает переодеваться в парадное: дескать, мы с вами люди казенные и