"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

был, а кругом вода... Соображать надо.
Долго молча переживали беду. Наконец Клава спросила, с надеждой
заглядывая в глаза Виктору:
- Может, только немного подмок? Виктор достал из кармана билет. Лишь
номер и можно было разглядеть на нем.
- Знаешь, а ведь тебя в комсомоле по номеру билета восстановят! -
обрадовалась Клава. - Встретишься с нашими, расскажешь, при каких
обстоятельствах намок билет, и восстановят!
Славная она, Клава...
Оказывается, у нее и брови, и ресницы черные, а волосы светлые...
Виктору захотелось пальцем прикоснуться к бровям Клавы; он было уже
потянулся, но уловил нарастающий рев нескольких автомобильных моторов и
замер. Побледнела Клава. Метнулась к окну, на мгновение прильнула к нему
лицом и отшатнулась.
- Немцы, - как тоскливый вздох, вырвалось у нее. - Если спросят, кто
мы, отвечай - муж и жена, - торопливо добавила она и, казалось бы, бесцельно
заметалась по дому, бормоча что-то. Однако куда-то бесследно исчез
комсомольский билет, который они рассматривали недавно, а вместо него на
колени Виктора шлепнулся изодранный валенок:
- Чини!
- Как его чинить, если дыр больше, чем целого?
- Разрывай его на части или чини - мне все равно! Только делай, хоть
что-то делай, ради бога! Где это видано, чтобы мужик вот так, сложив руки,
дома сидел?
И, когда дверь распахнулась от тяжелого удара, Виктор яростно полоснул
ножом по перепревшей дратве.
- Ж-ж-жива на сход! Шнель, говорю! - взревел полицай, ощерив белозубую
пасть.
- Не бойся, это наш Демша, - прошептала Клава, но заторопилась.
По деревенской улице они шли, как и остальные законные супруги: она -
на шаг сзади и чуть слева.
Народ - несколько десятков женщин и детей - с любопытством и тревогой
разглядывал немецкого офицера. Он стоял на столе и равнодушно постукивал
прутиком по зеркальному голенищу сапога. В первом ряду толпы был дед
Евдоким. И еще Виктор заметил Афоню. У него дергалась щека, он смотрел на
немца со страхом и ненавистью. Борьба этих двух чувств была так заметна на
его лице, что молодка, стоявшая рядом с Афоней, почти повисла на нем,
нашептывая что-то посиневшими губами. Виктор понял: Афоня сейчас настолько
взвинчен, что готов и на безрассудный подвиг, и на самую большую глупость -
на что толкнет случай. Стало жаль Афоню, и Виктор, раздвигая плечом толпу,
пробился к нему, стиснул его руку. Тот оглянулся и яростно зашептал:
- Как стоит, гад, а? Будто он здесь хозяин, а мы - пустое место!
Действительно, немец словно не видел людей, сгрудившихся у его ног.
- Спокойно, Афоня, спокойно! - властно зашептал Виктор. - Или я первый
тебе в морду дам!
Афоня глянул на него и сник, подчинился приказу. В это время на стол
вскарабкался человек в штатском, встал так, чтобы даже нечаянно не задеть
офицера, и уставился преданными глазами на его бесстрастное, сухое лицо. И
столько рабской угодливости было во взгляде и позе человека в штатском, что,
хотя он еще не произнес и слова, Виктор уже люто ненавидел его.