"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора Бургомистр... Злотые... Выправила вид...
Как все это дико! - Между прочим, можешь всем говорить, что твои родители - известные в прошлом богачи Капустинские, а ты их прямой наследник. Чистокровный польский шляхтич. - Какой же я поляк, если ни одного польского слова не знаю? - А откуда ты можешь знать родную речь, если ребенком был оторван от родителей и воспитывался в большевистском детском доме?.. Так и говори всем, кто будет спрашивать. Остаток дня Анель Казимировна была внимательна и ласкова к Виктору, и он оттаял, заставил себя поверить в то, что она действительно любит его, как сына. А вечером, когда солнце уже село, залив небо багрянцем, она предложила: - Пойдем на Пину? Она, разумеется, не Висла, но тоже хороша. И вот они, как всегда, она - чуть впереди, пошли к реке. Пошли мимо маленьких домиков, притаившихся за плотными заборами, и мимо серой стены монастыря, подернутой плесенью. Виктора удивили безлюдность улицы и полицейские патрули на перекрестках. Но он не придал этому значения: многое было непонятно и непривычно в этом городе, который до 1939 года жил по законам панской Польши. Вдруг Анель Казимировка тихонько ахнула, остановилась и даже прижалась спиной к Виктору, словно искала у него защиты. Она смотрела на площадь. Посмотрел туда и Виктор. На багровом, будто залитом кровью, небе четко вырисовывалась виселица с двумя повешенными. Около них, если не считать полицейского, не было ни души. руку Виктора и потянула его в переулок. Но полицай, мерзко осклабившись, сказал: - Только через площадь, мадам... Они пошли по безлюдной площади. Каблуки туфель Анель Казимировны стучали невыносимо громко. Так же громко билось и сердце Виктора. Казненные, как при царе... Кто они? За что их лишили жизни? Но он так и не осмелился подойти к виселице и прочесть приговор, белевший на столбе. От площади Анель Казимировна почти бежала, а дома молча прошла в спальню и, обессилевшая, упала на кровать, уткнулась лицом в кружевную накидку, прикрывавшую пирамиду подушек. Виктор вышел на крыльцо, сел на его верхнюю ступеньку. Кровь уже давно схлынула с неба, и теперь оно висело над землей черное, угрюмое. Город притаился, будто вымер. Только на станционных путях жалостливо вскрикивал маневровый паровоз. Опять в голову полезли мысли о том, что у него, Виктора, все как-то неладно получается. Фашисты напали на родную землю, прошли по ней сотни километров, а он, комсомолец Виктор Капустин, и пальцем не шевельнул, чтобы помешать их победному шествию. Носит воду, подметает двор, вскопал клумбу... Будто смирился со своей судьбой, будто и не волнует, не гнетет его то, что с каждым днем враг все ближе подбирается к Москве. Что бы такое сделать ему, Виктору Капустину? Выйти ночью на улицу, выследить какого-нибудь фашиста и убить?.. Голыми руками не убьешь... |
|
|