"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

старший полицейский деревни Слепыши. Перед иным человеком самого себя
наизнанку чуть не выворачиваешь, он поддакивает, соглашается с тобой и... в
последний момент обязательно уклонится от прямого ответа.
А ведь пока беседовал преимущественно с теми, кому о нем замолвили
словечко дед Евдоким, Груня или Клава!
Откровенные же разговоры дают поразительно много. Взять, к примеру,
Нюську. Запали ему в память ее слова о том, что она "оседланная, но не
сагитированная". А потом и этот дурацкий случай с Виктором подвернулся. Вот
и зашел вечерком к Нюське. Поговорили о погоде, о том, как бы до весны
дожить. И тут он намекнул: дескать, весной-то обязательно большая вода
будет, она поочистит землю, наведет на ней порядок. Казалось бы, самый
обыкновенный разговор, а Нюська поняла его правильно. И раскрылась.
Оказывается, она родилась в Смоленске, в слободке, где все дома были
только одноэтажные и обязательно герань на каждом окне, обязательно
занавесочки; чем плотнее стоит герань на подоконниках, чем затейливей узор
на занавесочках, тем больше достаток в доме. Так считалось.
Когда Нюська была еще девочкой, у них герань стеной стояла на окнах. А
к тридцатым годам уцелел лишь один цветок, да и то потому, что Нюська
облапила его ручонками и так ревела, что мать отступилась. И вся беда -
пьянство матери. Оно подкралось незаметно, а потом захлестнуло, закружило,
заметелило. Правда, мать - в прошлом хорошая портниха, а теперь пьянчуга,
готовая на любые унижения ради водки, - все же успела передать дочери часть
своего таланта, и Нюська чуть ли не с четырнадцати лет смогла сама
зарабатывать шитьем, стараясь всячески отделиться от матери, от ее
нахальных, бесцеремонных гостей. В четырнадцать же лет, если не раньше,
Нюська узнала и правду о рождении детей.
Ей исполнилось лет семнадцать, когда стала ловить на себе жадные,
оценивающие взгляды мужчин. Это не обижало, даже льстило, что матерые
мужики, познавшие не одну женщину, тянутся к ней.
В начале тридцатых годов Нюська впервые и предприняла набег на
окрестные деревни.
Из поездки вернулась с толстой пачкой червонцев и двумя плетенками, где
один к одному лежали куски сала и масла. Одну плетенку через знакомых мигом
продала и ахнула, увидев, какую кучу денег огребла без единого усилия. Сразу
после этого, как теперь считала Нюська, она и допустила первый жизненный
промах: позволила себе влюбиться в Сашку-гармониста. Дело в том, что его
бурная любовь отцвела одновременно с шелестом последних червонцев из пачки,
о которой он знал. Нюська в то время еще была готова на жертвы ради
любимого, она чуть не достала потаенные сбережения, да сам Сашка спас от
беды, сказав спокойно, деловито:
- Вот и кончилась пирушка, начинается похмелье. А я никогда не
опохмеляюсь там, где пил.
Чувствовалось, не ей первой так сказал.
Когда он ушел, Нюська долго ревела от обиды, что за свои деньги любовь
свою продала.
Проревевшись, она стала думать о мести. Не о той, когда обидчика
принародно всяческими словами поносят, когда тайком на его пиджак кислоту
плещут. О более страшной мести мечтала. О такой, чтобы Сашке во сто крат
больнее стало, чем ей недавно было.
И дня через два или три загудел, задрожал от пьяного топота одноэтажный