"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу авторазаметно и удивление: кто же здесь командует? Кому в первую очередь
подчиняться? Этому горластому или тому, который вчера распоряжался? А Григорию только бы покомандовать, он надеется повеселить товарищей: - На зарядку, шагом... - Фашистюга! - кричит Федор, и увесистая немецкая каска, не присядь Григорий вовремя, обязательно врезалась бы ему в лицо. - Ты что, ошалел? - приподнялся Юрка. Сели на нарах и остальные, все смотрели на Федора. - Измывается, гад, - только и сказал тот. Всем стало стыдно, неловко за Григория. Действительно, на зарядку никогда не ходили, только Каргин, проснувшись, обязательно, голый по пояс и в любую погоду, вылезал из землянки и колол суковатые кругляши, подготовленные с вечера, около часа ежедневно тратил на те кругляши. - Я же не со зла, - начал оправдываться Григорий, но понял, что слова излишни, и, ссутулившись, вышел из землянки. - Пусть сапоги снимут. Морщились, когда надевали: ноги-то подморожены, - проворчал Федор из своего угла. - Или они сами без языка?.. Вчера орал, почему не расстреляли, а сегодня... В няньки подался? Это уже Юрка; ему обидно за Григория, вот и ехидничает. Чтобы обстановка не накалилась еще больше, чтобы немцы не стали свидетелями ссоры русских солдат, Каргин одернул Юрку резко, чего обычно избегал: - Помолчи, если не понимаешь! И шагнул к немцам, сказал, ткнув пальцем: Жест выразителен. Пауль Лишке снял сапоги, протянул их Каргину. В этот момент и зашипел Ганс, зашипел зло, осуждающе. И Пауль рывком убрал за спину руку с сапогами. Замер, вытянувшись. Словно удара ожидал. Потом пили чай. И, что особенно поразило Пауля, - русские посадили их за один стол с собой. И хлеба дали нисколько не меньше, чем взяли себе. И от того же самого каравая. Поев, немцы переглянулись и вскочили так стремительно и дружно, что Юрка, сидевший с ними рядом, даже вздрогнул, сплеснул кипяток себе на колени и чертыхнулся. Вскочив, немцы замерли: они молча докладывали, что поели, благодарят и ждут приказаний. Каргин кивнул, и они ушли на нары, где сначала лежали, затаившись, а потом, осмелев, зашептались. Вернее, шептал Ганс, а Пауль перебивал его отрывистыми вопросами. Федор вслушивался в их разговор, не все понимал, но все же слушал. - Говоришь, они назвали того фашистом? Разве у русских тоже есть наци? - удивился Пауль, украдкой поглядывая на Григория, который в это время выгребал из печурки золу и остывшие угли. - Они обругали его так. И еще сказали, чтобы он не смел издеваться над нами. - Но ведь он не издевался? - еще больше удивился Пауль. - Видимо, русские считают иначе, - меланхолично ответил Ганс и повернулся лицом в угол, давая понять, что намерен вздремнуть. А Пауль не хотел, не мог спать. Все пережитое за сутки переполняло его, ему бы высказаться, излить душу, поделиться сомнениями, но с кем? Ганс уже |
|
|