"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

заметно и удивление: кто же здесь командует? Кому в первую очередь
подчиняться? Этому горластому или тому, который вчера распоряжался?
А Григорию только бы покомандовать, он надеется повеселить товарищей:
- На зарядку, шагом...
- Фашистюга! - кричит Федор, и увесистая немецкая каска, не присядь
Григорий вовремя, обязательно врезалась бы ему в лицо.
- Ты что, ошалел? - приподнялся Юрка.
Сели на нарах и остальные, все смотрели на Федора.
- Измывается, гад, - только и сказал тот.
Всем стало стыдно, неловко за Григория. Действительно, на зарядку
никогда не ходили, только Каргин, проснувшись, обязательно, голый по пояс и
в любую погоду, вылезал из землянки и колол суковатые кругляши,
подготовленные с вечера, около часа ежедневно тратил на те кругляши.
- Я же не со зла, - начал оправдываться Григорий, но понял, что слова
излишни, и, ссутулившись, вышел из землянки.
- Пусть сапоги снимут. Морщились, когда надевали: ноги-то
подморожены, - проворчал Федор из своего угла.
- Или они сами без языка?.. Вчера орал, почему не расстреляли, а
сегодня... В няньки подался?
Это уже Юрка; ему обидно за Григория, вот и ехидничает.
Чтобы обстановка не накалилась еще больше, чтобы немцы не стали
свидетелями ссоры русских солдат, Каргин одернул Юрку резко, чего обычно
избегал:
- Помолчи, если не понимаешь!
И шагнул к немцам, сказал, ткнув пальцем:
- Разувайтесь.
Жест выразителен. Пауль Лишке снял сапоги, протянул их Каргину. В этот
момент и зашипел Ганс, зашипел зло, осуждающе. И Пауль рывком убрал за спину
руку с сапогами. Замер, вытянувшись. Словно удара ожидал.
Потом пили чай. И, что особенно поразило Пауля, - русские посадили их
за один стол с собой. И хлеба дали нисколько не меньше, чем взяли себе. И от
того же самого каравая.
Поев, немцы переглянулись и вскочили так стремительно и дружно, что
Юрка, сидевший с ними рядом, даже вздрогнул, сплеснул кипяток себе на колени
и чертыхнулся. Вскочив, немцы замерли: они молча докладывали, что поели,
благодарят и ждут приказаний.
Каргин кивнул, и они ушли на нары, где сначала лежали, затаившись, а
потом, осмелев, зашептались. Вернее, шептал Ганс, а Пауль перебивал его
отрывистыми вопросами. Федор вслушивался в их разговор, не все понимал, но
все же слушал.
- Говоришь, они назвали того фашистом? Разве у русских тоже есть
наци? - удивился Пауль, украдкой поглядывая на Григория, который в это время
выгребал из печурки золу и остывшие угли.
- Они обругали его так. И еще сказали, чтобы он не смел издеваться над
нами.
- Но ведь он не издевался? - еще больше удивился Пауль.
- Видимо, русские считают иначе, - меланхолично ответил Ганс и
повернулся лицом в угол, давая понять, что намерен вздремнуть.
А Пауль не хотел, не мог спать. Все пережитое за сутки переполняло его,
ему бы высказаться, излить душу, поделиться сомнениями, но с кем? Ганс уже