"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

- А ты как?
- Когда нужно, к сети подключался.
Электричество только в Степанкове. Значит, чтобы пять минут послушать
Москву, Петро каждый раз бегал туда. Около восьми километров в один конец и
столько же обратно. И всегда в непогодь, когда немцы по избам прячутся!
- У меня речи товарища Сталина есть, - шепчет Петро, спрятав подбородок
в облезлый воротник шубейки. - Он в Москве. И речи произнес. Шестого и еще
седьмого, на параде.
Скрипит снег под сапогами, постанывает. Двое идут серединой деревенской
улицы, шагают мимо изб, нахлобучивших почти до окон белые шапки, и молчат.
Петр высказал главное и торжествует, а Виктор потрясен, он готов кричать от
восторга: товарищ Сталин в Москве - не сдадут ее немцам!
И парад... Немцы топчутся в пригородах, их бомбовозам минуту лететь до
Москвы, а по Красной площади идут войска, и товарищ Сталин напутствует их!..
- Петро... Никому!.. Пусть все умрет в тебе... А я свяжусь с кем надо,
тогда и решим насчет приемника.
- А речь товарища Сталина сейчас отдать? Я малость записал... Помехи
большие.
Он еще спрашивает!
- Незаметно сунь мне.
И вот листок бумаги в кулаке Виктора, который стиснут так, что,
кажется, никакая сила не разожмет.
- Сейчас я садану тебе.
- Валяй, - соглашается Петро и торопливо добавляет: - Только не по
носу, он у меня слабый.
Если кто-то подсматривал за ними, то увидел, как полицай вдруг взмахнул
рукой и так огрел мальчишку по уху, что тот кубарем полетел в снег. Вскочил
и, оглядываясь, затрусил к дому. А полицай вслед грозил кулаком.
Виктор не помнил, поднимался ли он по ступенькам крыльца или перемахнул
через них. Он пришел в себя лишь заметив, что обнимает и целует
растерявшуюся Клаву. Облапил посреди кухни и целует.
Она еще ничего не поняла, а он уже отшатнулся, нахмурился и по-обычному
деловито:
- Я к Василию Ивановичу.
Вернулся минут через тридцать и приказал:
- Слетай за дедом Евдокимом. - Немного подумал и добавил: - И Груню
позови... Только побыстрей!
Груня прибежала мигом, лишь накинув на плечи полушалок. В ее глазах
тревога: "Что с Афоней?" Но, взглянув на Виктора, поняла, что нет у него
черной вести, и сразу к зеркалу: подоткнуть прядь волос, выбившуюся из
прически.
Дед Евдоким вошел степенно, долго обивал о порог снег с валенок, на
которых было больше заплат и заплаток, чем целого, и лишь после этого
выставил табуретку на середину кухни, где любил сидеть, опустился на нее.
Клава с Груней устроились у окна: здесь к Виктору поближе, да и видно,
если кто в дом пойдет.
Виктор не смог себя заставить сесть. Он стоял у стола и некоторое время
только восторженно смотрел на всех. Потом на едином дыхании выпалил:
- Товарищ Сталин... в Москве!
Дед Евдоким спросил удивленно: