"Александр Сегень. Невская битва " - читать интересную книгу автора

котомку три пресных лепеш ки, рязанские иноки проводили его в дальнейший
путь, зная о важности его поручения.
Через три дня, дойдя до Коломны, которая также лежала в пепле и лишь
едва-едва начинала восстанав ливаться, он свернул направо и еще десять дней
шел, всюду видя лишь сожженные и обезлюдевшие селенья и редких людишек, до
сих пор скрывающихся в лес ных землянках, боясь новых набегов батыйского во
инства, посланного из самой гиены адской.
Наконец, скорбя и молясь, Алексий пришел в края, знакомые с детства, в
Берендеев лес и на Волчью гору, в Любодол и Трубежню, а там уж и Переяславль
пока зался на просторах Клещина сладчайшего озера. Шел месяц март, ранняя
весна растапливала снега, и чавка ющую розово-желтую снежную кашу месили
Алексие-вы ноги, прошагавшие до Святого Града, до самого Ми-сюря, сиречь
Еюпета, и обратно, оставившие длинную вереницу следов по миру Божьему. В
тутошних местах эти ноги еще больше за все детство и юность понабега-ли,
пообошли лесов и полей, холмов и долин: то по гри бы, то по зверя, то по
рыбу, то по ягоду...
Но смотрели его глаза, узнавали и не хотели узна вать нового облика
страны своей. Не было уже и деся той части цветущих некогда деревень и сел:
ни Ален-кина, ни Лебядина, ни Троицкого, ни Красного, ни Де-брина, ни
Соколова, ни многих других, где он мог бы зайти в дом и где его бы, глядишь,
признали и сказа ли: "Здрав буди, Алешенька!" Только в Грачах тепли лось
жилье и стояла Ярославова застава. Тут его на кормили горячими постными
блинами и поведали о гибели и разорении той обители, из которой отпра вился
он по белу свету два года назад. Узнал он и о том, как братия монастырская
молила проклятых убийц пощадить старца Иадора и как татарва согласилась не
умертвлять старца, но всех остальных, играючись, по секла своими мечами и
топорами.
Нагоревавшись о милой монастырской братии, Алексий вытер слезы и
спросил о свадьбе Ярославича. Оказалось, и впрямь Александр наметил жениться
сра зу после Пасхи и свадебную кашу творить в Торопце.
- Отчего же в Торопце?
- Для того чтобы литве казать, что у нее под но сом свадебствуем и
веселимся, хотя и разорил нас про клятый тугарин. Литва нынче сильно
распоясалась, видя наши бедствия. Да что, одна ли литва, что ли! И немец
свейский, и немец ливонский, и всякий ка кой ни на есть немец неумытый
полагать взялся, что теперь, опосля Батыя, нас голыми руками взять воз
можно. Ярослав, батюшка наш любимый, уже под Смоленском литве по роже-то
надавал. Та литва безоб разная, как Батый разорил нас, так пошла брать смо
ленские земельки, пожирая их, яко волча безглядное овчее стадо. Но Ярослав
Всеволодич им уже утер нос, а погляди, то ль еще будет!
- Кого же себе в жены берет Александр? - спро сил Алексий.
- Понятное дело - Александру, - был ответ.
- Да чью дщерь-то?
- Понятно чью - Брячиславну.
- Се коего Брячислава? Не князя ли Полоцкого?
- Сведомо, его самого.
- Ну тогда и понятно, отчего в Торопце кашу ва рят, - догадался
борисоглебский инок. - Ведь Торопец как раз лежит там, где сходятся границы
трех зе мель - Полоцкой, Смоленской и Новгородской, и по лоцкие князья с
новгородцами и смоляками искони за него спорили. А теперь этой свадебной