"Александр Сегень. Солнце земли Русской (Невская битва, исторический роман) " - читать интересную книгу автора

Та литва безобразная, как Батый разорил нас, так пошла брать смоленские
земельки, пожирая их, яко волча безглядное овчее стадо. Но Ярослав
Всеволодич им уже утер нос, а погляди, то ль еще будет!
- Кого же себе в жены берет Александр? - спросил Алексий.
- Понятное дело - Александру, - был ответ.
- Да чью дщерь-то?
- Понятно чью - Брячиславну.
- Се коего Брячислава? Не князя ли Полоцкого?
- Сведомо, его самого.
- Ну тогда и понятно, отчего в Торопце кашу варят, - догадался
борисоглебский инок. - Ведь Торопец как раз лежит там, где сходятся границы
трех земель - Полоцкой, Смоленской и Новгородской, и полоцкие князья с
новгородцами и смоляками искони за него спорили. А теперь этой свадебной
кашей торопецкую трещину-то и замажут. И хорошо! Вот хорошо-то! И
Брячислав - князь, слыхано, богатый, у него и Полоцк, и Витебск, и Городок,
и многие иные селения небедные. Что ж... Не мешает мне поспешить побывать на
той торопецкой каше, порадовать Александра. У меня для него весть благая...
Так говорил инок Алексий, торопясь покинуть заставу в Грачах. От
заставы он пришел в Переяславль и побывал на пепелище Борисоглебского
монастыря. Среди обугленных стен торчали могильные кресты. Здесь же и
похоронили всю братию, побитую монголами. Только старец Иадор лежал
поодаль, возле маленькой кельи, в которой он спасался после нашествия,
единственный выживший из всего населения обители, воевода без войска, отец
семейства без семьи, вождь без племени. Тут-то и вспомнился Алексию его
сон в Мисюрь-стране. Про Бориса и Глеба, плывущих в ладье по Клещину озеру
с братией Борисоглебской
обители. Ведь сие же как раз тогда было, год назад, когда и Батый на
Переяславль нахлынул! И вот почему он в ладье старца Иадора не видел -
старец еще жив был. Стало быть, Борис да Глеб и впрямь забрали их к себе в
небесную ладью, плывущую по небесному Клещину озеру. Теперь и Иадор там же.
Покидая печальную скудельницу, бывшую столь долго его земным
пристанищем, Алексий так и светился последней утешительной мыслью: он
станет возрож-дателем монастыря! Он отнесет благую весть к Александру,
попирует на свадебной каше в Торопце, а потом возвратится сюда и начнет
отстраиваться. Поселится в опустевшей келье Иадора, никуда из нее не уйдет,
даже когда монастырь возродится и расцветать станет.
Эта мысль так вдохновила его, что, покинув родной Переяславль, Алексий
почти бежал в Торопец, ноги его так и пели, привыкшие к быстрой и долгой
ходьбе. Его раздирало страстное желание поспеть в Торопец даже не к свадьбе
Александра, а к празднику Благовещения, ведь он же нес благую весть
будущему спасателю и блюстителю Руси, благую весть, благую весть...
И уже терзался Алексий от ужаса, что никак, никак не поспевает он до
Благовещения в Торопец. В Лазареву субботу он добрался только до Твери.
Город копошился, как муравейник, стараясь успеть подвоскре-сить свой
дивный облик к Пасхе Христовой. В отличие от спаленной Рязани, Тверь
оживала, вставала из обугленного гроба. Здесь Алексий исповедался и
отстоял службу кануна Входа Господня в Иерусалим. Он рассказывал о своем
путешествии в Святый Град, и его рассказы, имеющие особый смысл в такой
именно праздник, собрали многих слушателей.
На другое утро Алексий пустился дальше, но к вечеру дошел лишь до