"Валерий Сегаль. Освобождение беллетриста Р" - читать интересную книгу автора

яблоки, валились к нему в постель, сраженные раскатами его
красноречия. Мы только диву давались, слушая "У Аталика" его
рассказы: за четыре-пять дней Кохановер достиг большего успеха,
чем едва ли не любой из нас за всю свою студенческую карьеру.
Завтракал он ежедневно "У Аталика", затем где-нибудь выступал,
потом обедал "У Аталика", после чего заезжал в студенческое
общежитие и вскоре возвращался оттуда в свой отель с очередной
жертвой; при этом пару часов спустя его уже снова видели в
студенческом общежитии.


Закончив университет, я вернулся в Армангфор, где получил
престижное для выпускника -- хотя, конечно, скромное для сына
господина Р. -- место начальника технологического отдела на
крупной судостроительной компании "Корабел". Папаша, конечно,
постарался: я уже упоминал, что он считает полезным начинать
карьеру с самых низов. Теперь мне полагалось отслужить для виду
пару лет, затем с божьей -- или с отцовской -- помощью получить
небольшое продвижение, а еще чуть позже -- быть введенным,
наконец, в круг деловых людей и блистательной карьерой
продолжить славные семейные традиции.

Первый день службы -- знакомства, ноги опытных, давно
покинувших студенческую скамью сотрудниц, легкий запах
канцелярской утвари, незнакомый вид из окна кабинета. Первый
день пролетел мигом; скука началась со второго. А через месяц
скука переросла в отвращение, и раздражало уже все -- и вид из
окна, и запах канцелярской утвари, и собственная подпись на
"деловых" бумагах, и даже преданный взгляд толстенькой, чуть
перезрелой инженерши, назойливо напоминающий, что я -- ее
непосредственный начальник, сын известного в городе босса, а
может быть даже -- и скорее всего, как мне во всяком случае
тогда казалось -- просто интересный молодой человек.

Время от времени подчиненные клали на мой стол
какие-то проекты, папки с чертежами. Требовалась моя подпись,
чтобы дать этому хламу путевку в жизнь. Обычно я подписывал не
глядя, а если и имел неосторожность взглянуть мельком на
чертежи, то испытывал при этом гадливое чувство и нередко думал
о том, что на инженерных работах в силу их невыносимости
следует использовать заключенных.

Мне все трудней становилось проводить полный день на
службе, и почти ежедневно после полудня я скрывался на пару
часиков в уютном "д`Армантале" (благо, недалеко), где лиловый
кельнер Флоризель, едва завидев меня, уже спешил к моему
столику с дюжиной устриц и большой запотевшей рюмкой сильно
охлажденной русской водки. Такое времяпрепровождение я называл
"северной сиестой" и находил его приятным, однако грустные
мысли о безысходности моего существования одолевали меня все