"Константин Федорович Седых. Отчий край (Роман)" - читать интересную книгу автора

Оказалось, в Тибете продавали за большие деньги как лекарство от многих
болезней, осе, что извергал из себя организм святейшего далай-ламы.
Раненые долго потом дивились и судачили об этом на все лады.
Однажды Ганька не вытерпел и вмешался в разговор взрослых. Как-то
Андрей Чубатов рассказал, что во время войны побывал он в Турции и повидал
Арарат. Ганька же верил, что был когда-то на свете всемирный потоп, от
которого спасся один лишь Ной в своем ковчеге, потому и спросил он, стоит
ли еще на вершине святой горы Ноев ковчег.
- Ноев ковчег? - переспросил Чубатов и вдруг разразился безудержным
смехом: - Эх ты, зеленая ягодка! Веришь, чудак, в поповскую брехню, а еще
красный партизан. Пороть тебя некому...
Ганька с обидой и недоумением уставился на Чубатова. Но тут за него
неожиданно вступился госпитальный печник и столяр Ефим Полуэктов. Он
прикрикнул на Чубатова:
- Зря, казак, зубы над парнем скалишь! Ты и сам недалеко от него
ушел. Тоже медный крест на вороге носишь.
- Это ты меня здорово поддел, товарищ Полуэктов, - согласился,
краснея, Чубатов. - Верно, ношу я крестик. Только не медный, а серебряный.
Мне его покойная мать на шею надела, когда на ту войну провожала. Не шибко
я и верю в него, а ношу. Вреда от него не будет, а насчет пользы не нам
судить.
- Вот то-то и оно! - усмехнулся в усы Полуэктов. - Над парнем
смеешься, а сам тоже с богом хитришь и двурушничаешь. Я тебя не осуждаю.
Да и с какой стати осуждать буду, если я тоже вроде тебя. Как случится
туго, так и вспоминаю про бога, слабость характера показываю. Под Убиенной
вон все молитвы перечитал, какие только знаю.
На этом все бы и кончилось, если бы не Семиколенко, дюжий дядька в
расстегнутой бязевой рубахе, с рукой на перевязи. Он презрительно бросил
Полуэктову:
- Какой же ты после этого, Ефим, партизан? С оглядкой на господа бога
свободу не завоюешь. Бог - он, как и попы, против свободы для бедных. Он
за старые порядки стоит.
- Брось ты, Семиколенко, трепаться! - возмутился Полуэктов. - И как у
тебя язык поворачивается такие слова говорить? Бог, он молчит, а потом
возьмет да и все сразу припомнит.
На это Семиколенко с дерзким смешком ответил:
- Ничего не припомнит. Наказать ему меня никак невозможно.
- Это почему же?
- А потому, что его нет и сроду не было. Его на нашу беду попы да
буржуи выдумали. Тысячи лет пугали богом нас, грешных, чтобы на нашей шее
ездить.
- Ну, пошел молоть! - огорченно махнул рукой, раздувая усы,
Полуэктов. - Слушать тебя тошно, безбожник ты этакий.
- Не любо, так не слушай. Никто тебя силком не принуждает. А только я
голову на отрез дам, что бога нет. И никто мне не докажет, что я ошибаюсь.
Впервые в жизни Ганька видел человека, который не признавал бога и во
всеуслышание заявлял об этом. От такого кощунства у него мороз пробежал по
коже. С испугом и удивлением глядя на рыжего самоуверенного приискателя,
он жалел его, как заведомо обрекающего себя на вечные муки в аду.
Зажмурясь и содрогаясь, ждал он, что грянет гром и карающая молния