"Дарелл Швайцер. Маска чародея " - читать интересную книгу автора

досок, да и причал не снесло. Моя лодка тоже стояла на месте, правда,
отвязалась, и ее изрядно залило водой. Мы с трудом подтащили ее к причалу и
вычерпали воду - лодка вновь была на плаву. В это почти невозможно
поверить, но у нас не унесло ни одного весла!
Мы сели в лодку и около часа молча гребли вглубь болот, где, как и
прежде, остались отмели со стоячей водой, и тростниковые стебли толщиной с
мою руку тянулись к небу, как деревья. Большим ножом, захваченным
специально для этой цели, я начал рубить тростник, и мы с Хамакиной
трудились весь день, пока наконец неуклюжая лодка не была закончена. Домой
мы вернулись лишь к вечеру.
Я первым забрался по лестнице, а сестра, дрожа от страха, ждала меня
внизу.
Впервые, насколько я помню, дверь в отцовский кабинет была распахнута
настежь. Он лежал там на кушетке в окружении своих колб и книжных полок, и
по его застывшему взгляду я понял, что он мертв.
Тем вечером у нас было немного дел. Мы с Хамакиной на скорую руку
соорудили себе холодный ужин из того, что нашлось в кладовке. Потом заперли
окна и двери и приперли люк тяжелым сундуком, чтобы эватимы не пробрались
внутрь и не сожрали труп, как они частенько делали.
Я немного исследовал отцовский кабинет, проглядев его книги, заглянув
в ящики и порывшись в сундуках. Даже если где-то там и хранились сокровища,
я их не нашел. Затем я взял в руки бутылку темного стекла, и кто-то внутри
нее закричал на меня едва слышным далеким голосом. В испуге я выронил
бутылку. Она разбилась, и кричавшее создание убежало от меня в щель между
досок пола.
Ночью дом наполнился странными шумами: голосами, скрипами, шепотами и
вздохами. Один раз что-то большое и тяжелое - возможно, ночная птица -
билось и скреблось в запертое окно. Мы с сестрой не спали большую часть
ночи, сжимая в руках фонари - так мы пытались защититься от таившихся в
ночной тьме ужасов. Я сидел на полу у кабинета, прислонившись спиной к
двери. Хамакина лежала, спрятав лицо у меня на коленях, и тихонько
всхлипывала.
В конце концов я все же заснул, и во сне ко мне пришла мама. С нее
капала вода и речной ил. Она склонилась надо мной, горько заплакала и
принялась рвать на себе волосы. Я попытался убедить ее, что все будет
хорошо, что я позабочусь о Хамакине, что стану писцом, когда вырасту, и
буду писать для всех письма. Я пообещал ей, что не стану таким, как отец.
Но она продолжала плакать, расхаживая по коридору. Это продолжалось
всю ночь. Утром пол в этом месте был мокрым и грязным.
Мы с Хамакиной встали, умылись, надели свои лучшие одежды и
отправились к священникам. Многие из тех, кто встречался нам по пути,
отворачивались от нас, другие выкрикивали проклятия, называя нас убийцами.
На площади перед храмом нас обступила толпа с ножами и дубинами, и я,
размахивая руками, изображал нечто похожее, как я надеялся, на магические
жесты, пока все не развернулись и не убежали прочь с криками, многократно
повторяя, что я ничуть не лучше своего отца.
На обратной дороге нас сопровождала целая армия священников,
облаченных в свои шитые золотом и серебром штаны, голубые жакеты и высокие
шапки, покрытые чешуей. Многие из них несли над головами изображения
Сюрат-Кемада и других богов: Регун-Кемада - повелителя орлов, Бель-Кемада -