"Альберт Швейцер. Из моего детства и юности" - читать интересную книгу автора

идет речь. Но я был потрясен непостижимым ужасом происшедшего. Первый опыт
предательства вдребезги разбил все мои прежние представления о жизни, мое
детское доверие к ней. Мне потребовались недели, чтобы прийти в себя. Теперь
я кое-что понял в жизни. Я, как и все мы, нес в себе открытую рану, которой
не давали зажить все новые удары. Многие из тех ударов, что потом наносила
мне жизнь, были тяжелее первого, но ни один из них я не ощутил столь
болезненно, как этот.
Еще до школы отец начал обучать меня игре на старом клавесине. Я
немного играл по нотам. Но особую радость мне доставляли импровизации, а
также песни и хоралы с самостоятельно найденным сопровождением. И когда на
уроке пения учительница стала изучать с нами хорал, воспроизводя ноту за
нотой без сопровождения, мне это не понравилось, и в перерыве я спросил,
почему она не играет правильно, с сопровождением. В азарте я сел за
фисгармонию и сыграл ей хорал, как умел, передавая многоголосье по памяти. С
тех пор она стала очень ласкова со мной и поглядывала на меня с некоторым
удивлением. Но сама продолжала наигрывать хорал одним пальцем. Я догадался,
что умею делать нечто такое, чего она не может, и устыдился того, что
демонстрировал ей свое умение, которое считал чем-то само собой
разумеющимся.
В остальном я был тихим и мечтательным учеником, не без труда
выучившимся чтению и письму.
Еще кое-что памятно мне из этого моего первого школьного года. Прежде
чем я пошел в школу, отец уже рассказал мне много библейских историй, среди
них - о всемирном потопе. Как-то особенно дождливым летом я пристал к отцу с
расспросами: "Как же так, вот у нас дождь уже больше сорока дней и ночей, а
вода еще даже не подступила к домам, не говоря уж о том, чтобы подняться
выше гор". "Но ведь тогда, - ответил он, - в начале мира, дождь шел не
каплями, как сейчас, а лил потоками, как из ведра". Это объяснение
показалось мне вполне убедительным. И когда потом учительница в школе
рассказывала нам историю потопа, я ждал, что она упомянет также о различии
того и теперешнего дождя. Но она это пропустила, и я не мог удержаться.
"Фройляйн учительница, - закричал я со своего места, - ты должна
рассказывать правильно". Не дожидаясь, пока меня призовут к порядку, я
продолжал: "Ты должна сказать, что дождь тогда шел не каплями, а лил как из
ведра". Когда мне было восемь лет, отец дал мне, по моей просьбе, Новый
Завет, который я прилежно читал. К историям, больше всего меня занимавшим,
относилась и история о волхвах с Востока. Что сделали родители Христа с
золотом и другими дарами, полученными от этих людей, спрашивал я себя. Как
же они могли после этого остаться бедными?
Совершенно непонятно для меня было и то, отчего волхвы позже не
заботились о младенце Иисусе. Я был также глубоко потрясен тем, что ничего
не сказано больше о пастухах из Вифлеема: стали они потом учениками Иисуса
или нет.
На второй школьный год у нас дважды в неделю было чистописание, которое
вел учитель, перед этим занимавшийся пением с учащимися старших классов.
Как-то мы, младшие, явились слишком рано, и нам пришлось подождать у дверей
классной комнаты, где старшие занимались музыкой. Когда раздалось
двухголосное пение: "Я там у мельницы сидел в сладостном покое" или "Кто
тебя, прекрасный лес..." - я должен был опереться о стену, чтобы не упасть.
При звуках двухголосной музыки блаженство пронизало все мое существо, я