"Альберт Швейцер. Из моего детства и юности" - читать интересную книгу автора

течением жизни, то это удастся лишь при том условии, что он откажется
мыслить и вновь погрузится в пучины безмыслия. Но, продолжая оставаться
мыслящим, он не сможет не прийти к благоговению перед жизнью. Любое
мышление, ведущее человека к скептицизму или к жизни без этического
идеала, - это не мышление, а лишь принимающая вид мышления бессмыслица,
которая обнаруживает себя отсутствием интереса к таинствам жизни и мира.

Благоговение перед жизнью содержит в себе смирение, миро- и
жизнеутверждение и этику - три основных элемента мировоззрения как три
взаимозависимых результата мышления.
Существовали мировоззрения резиньяции; мировоззрения миро- и
жизнеутверждения и мировоззрения, которые стремились удовлетворять
требованиям этики. Но ни одно из них не могло объединить воедино все три
элемента. Это стало возможным лишь тогда, когда все эти три элемента были
поняты в своей основе как всеобщее выражение благоговения перед жизнью и
осознаны как три взаимосвязанные составляющие ее содержания. Смирение и
миро- и жизнеутверждение не обладают собственным бытием наряду с этикой, но
являются ее нижними октавами.
Возникнув из предметного мышления, этика благоговения перед жизнью
является предметной и ставит человека в постоянное и предметное противоречие
с действительностью.
На первый взгляд кажется, будто благоговение перед жизнью - что-то
слишком всеобщее и нежизненное, чтобы оно могло сформировать содержание
живой этики. Но мышление должно заботиться не о том, достаточно ли живо
звучат его выражения, а лишь о том, являются ли они точными и
соответствующими жизни. Кто испытает воздействие этики благоговения перед
жизнью, тот почувствует, какой огонь таит в себе нежизненность ее
требований. Этика благоговения перед жизнью - это универсальная этика любви.
Это осознанная во всей своей логической необходимости этика Иисуса.
Ее могут упрекнуть также в том, что она придает естественной жизни
слишком большую ценность. На это можно возразить, что ошибкой всех прежних
этик было то, что они не могли признать жизнь, с которой имели дело, жизнь
как таковую, несущей в себе свою таинственную ценность. Духовная жизнь идет
нам навстречу в природном бытии. Благоговение перед жизнью относится как к
ее природным, так и духовным проявлениям... Человек в притче Иисуса спасает
не душу потерянной овцы, но саму ее. Благоговение перед естественной жизнью
неизбежно влечет за собой также благоговение перед духовной жизнью.
Особенно странным находят в этике благоговения перед жизнью то, что она
не подчеркивает различия между высшей и низшей, более ценной и менее ценной
жизнью. У нее есть свои основания поступать таким образом.
Попытка установить общезначимые ценностные различия между живыми
существами восходит к стремлению судить о них в зависимости от того, кажутся
ли они нам стоящими ближе к человеку или дальше, что, конечно, является
субъективным критерием. Ибо кто из нас знает, какое значение имеет другое
живое существо само по себе и в мировом целом?
Если последовательно проводить такое различение, то придется признать,
будто имеется лишенная всякой ценности жизнь, которой можно нанести вред и
даже уничтожить ее без всяких последствий. А потом к этой категории жизни
можно будет причислить в зависимости от обстоятельств те или иные виды
насекомых или примитивные народы.