"Кристиан Шюнеманн. Парикмахер " - читать интересную книгу автора

мне чего-нибудь опасаться? Все-таки тут речь идет об убийстве. На тот час, в
который совершено преступление, у меня нет алиби. И это бесспорный факт. Я
был один в своей квартире и тосковал по Алеше, без свидетелей. Считаюсь ли я
подозреваемым?
- ...но в конце концов она излечивается от своей болезни, - сообщила
Франциска Кертинг.
- Тебе, конечно, непросто будет вжиться в такой характер, -
посочувствовал я.
- Я уже готовлюсь, и достаточно интенсивно. Для меня это интересная
задача. А в творческом плане шаг вперед. Правда.
Франциска Кертинг говорила что-то еще, а я сказал себе, что вызов в
убойный отдел, пожалуй, мне на руку. Возможно, я узнаю от комиссарши
какую-нибудь новую информацию, например, об орудии убийства. Вероятно, уже
проведено вскрытие, ведь как-никак с момента преступления прошло уже почти
пять дней. Пять дней! Пять дней назад Александра еще сидела здесь и
рассказывала про свои дела. Возможно, даже про своего убийцу. Я чуть не
взвыл от отчаяния.
- Ансбах, городок такой, - это все, что она знает. Я могу многое
привнести из своей личности.
- Ансбах? - переспросил я. - Вы там снимаете?
- И в Лос-Анджелесе.
- Любопытно.
- Вот самое подходящее слово. Безумная история.
Франциска Кертинг говорила, я размышлял. Возможно, в редакции дело и
впрямь дошло до стычки: Кай хотел денег, Александре это надоело, она резко
оборвала спор, это в ее манере, и пригрозила Каю, что отправит его к отцу в
Берлин. Кай вспылил.
- ...и связывается с дурными людьми, этакая одиссея в мир неудач...
Отвратительное чувство, когда другие решают за тебя, а ты сам ничего не
можешь сделать.
- И - что ужасно - она вообще ничего не может сделать!
Я знаю это чувство еще со времен детства. Вспомнил его. Я влюбился в
первый раз, в Стивена, мальчишку из Англии, приехавшего к нам по обмену с
Регулой. Мне нравился его акцент и рыжеватый пушок на верхней губе и над
брючным ремнем. Он показывал мне фотографии - сначала королевского
семейства, принца Эдуарда, которого он особенно выделял, потом свои снимки.
Мы говорили друг другу слова, сначала самые общие, пробираясь на ощупь в
волнующие сферы. За лодочным домиком, в тени рододендронов, Стивен повел
себя неожиданно - показал мне все части своего тела по отдельности и назвал
их. Без всякого смущения, словно продолжал уроки английского. Я был в шоке,
но Стивен рассмеялся, назвал меня "my dear", "мой дорогой", и мне
подумалось, что он все делает правильно.
Матери наша близость не понравилась. Однажды, когда я вернулся из
школы, стул Стивена за обеденным столом оказался пустым, а на столе лежала
лишь сложенная салфетка. Стивен уехал. Мои родители просто сделали то, что
считали правильным. Тогда я ревел и бесился, но ничего не мог поделать. Отец
удалился к себе, а мать сказала: "Так будет лучше". Больше я никогда не
видел Стивена. Может, сейчас он женился и стал отцом семейства?
- Томас! Я задала тебе вопрос! Ответь мне!
- Да? Что?