"Михаил Щербаченко. Законы Лужкова " - читать интересную книгу автора

не правильнее ли просто поставить специалисту задачу и спросить за ее
выполнение?
- Знаешь, мне приходилось встречать ответственных работников, которые
вызывали "на ковер" своих сотрудников, устраивали им порку, когда что-то не
получалось, и под занавес изрекали: "Идите и думайте". Таких руководителей я
на дух не выносил и клялся себе на них не походить. Слово "думай" я ценю,
пожалуй, превыше других слов, но обращаю его в первую очередь к себе. Я
ответил на твой вопрос?
- Допустим, только ведь ваш диалог был слишком длинным для
одного-единственного вопроса. Возникли и другие мысли. Странно не то, что вы
ностальгируете по химии, - в конце концов, вы отдали ей полжизни, - а то,
что по-прежнему свободно оперируете всеми этими терминами и понятиями.
Причем ваш собеседник, которого вы поправляете, варится в этом постоянно, в
то время как вы десять с лишним лет занимаетесь совсем другими вещами. Это я
говорю вот к чему. У вас исключительно цепкая память, и это никакой не
комплимент, а давно установленный факт. Но вот устраиваете ли вы
"генеральную уборку" своей памяти, стираете ли мешающие, неприятные имена,
лица, факты, даты? Или многие из них остаются источниками раздражения,
периодически вызывая желание отплатить за былые обиды?
- Память у меня в самом деле систематизированная, постоянно
тренируемая. Это очень важно - самовоспитание памяти. Но одно дело - помнить
обиды, другое дело - мстить. Я не мщу. Я по натуре не мстительный. Хотя
достаточно злой. Могу наказать, могу уволить. Вообще когда вижу плохо
сделанную работу, становлюсь беспощадным. Но при этом удерживаю в памяти
профессиональные достоинства людей, их успехи и за ошибку, даже крупную, а
уж тем более за разовый промах, расставаться с инициативным, дельным
работником не буду. Потому что абсолютно уверен: работа человека - его
судьба. Особенно если эта работа - по всем статьям твоя: твоя специальность,
твое увлечение, твоя любовь, наконец. Потеря такой работы - настоящая драма,
утрата важнейшей части жизни. Для русской интелегенции всегда многое значила
работа, деятельность.
- Вы всегда любили много работать?
- Да, да, да. Безусловно.
- Была у вас когда-нибудь неинтересная работа? Которую вы делали с
плохо скрываемым отвращением.
- Нет, тут мне повезло. Повезло и с руководителями, которых я ценил, и
с характером самой работы. Хотя полюбил я ее не сразу. Когда заканчивал
институт нефти и газа по специальности автоматизация производства, хотел
попасть на так называемые оргнефтезаводы. На пускачи, как их называли. Но
тут случился майский пленум 58-го года, и меня, как отличника, направили по
мановению руки Никиты Сергеевича Хрущева в химическую промышленность. Тогда
нужно было развивать химию.
Я долго отказывался, отбивался. Когда же попал в институт пластмасс, он
показался мне какой-то забегаловкой. Никакого сравнения с крупными
нефтеперерабатывающими заводами. Это потом промышленность пластмасс мощно
развилась, а в 58-м году было котелковое производство, полукухонная
технология. И тем не менее я довольно быстро нашел интерес в работе, начал
заниматься совсем новым делом - производством фенолформальдегидных смол. Оно
было создано после драматических неудач, мы его долго дожимали, и, кстати,
сейчас это производство эффективно работает.