"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

тронемся в путь не слишком рано и, во всяком случае, будем стараться, чтобы
вам было удобнее. Спокойной ночи! - Он вышел, тихо притворив за собою дверь,
но скрип его шагов по лестнице раздался по всему дому.
Казанова остался один в своей комнате, тускло освещенной двумя свечами,
взгляд его блуждал от одного из четырех окон, выходивших на все стороны
света, к другому. Вокруг раскинулся залитый голубоватым светом пейзаж;
повсюду открывался почти один и тот же вид: широкие равнины с невысокими
холмами, только на севере расплывчатые очертания гор, разбросанные тут и там
дома, усадьбы и более обширные строения; в одном из них, расположенном на
некотором возвышении - как предполагал Казанова, замке маркиза, - мерцал
огонек. В комнате, посреди которой стояла отодвинутая от стены широкая
кровать, был еще только длинный стол с двумя зажженными свечами, несколько
стульев и комод с висевшим над ним зеркалом в золотой раме; чьи-то
заботливые руки привели там все в порядок и разложили по местам вещи,
вынутые из чемодана Казановы. На столе лежала запертая на замок, потрепанная
кожаная сумка с его бумагами и несколько книг, нужных ему для работы и
поэтому взятых с собой; тут же был приготовлен письменный прибор. Спать
Казанове совсем не хотелось, он вынул из сумки свою рукопись и при мерцающих
свечах прочел то, что написал в последний раз. Поскольку он прервал фразу на
середине, теперь ему было нетрудно продолжить начатую мысль. Взяв перо, он
торопливо написал несколько строк и вдруг опять остановился. "К чему? -
задал он себе вопрос, как бы внутренне прозрев и ужаснувшись. - Даже если б
я знал, что все написанное мною прежде, и все, что я еще напишу, прекрасно и
несравненно, даже если бы мне действительно удалось уничтожить Вольтера и
затмить своей славой его славу, - разве, несмотря на все это, я не
согласился бы с радостью сжечь все свои рукописи, если бы мне было суждено
сейчас, в этот миг, держать в объятиях Марколину? Да, разве ради такой
награды я не согласился бы дать обет никогда не возвращаться в Венецию, даже
если бы они встретили меня там как триумфатора? Венеция!.. " Он повторил это
слово, и оно прозвучало для него во всем своем величии и сразу обрело над
ним прежнюю власть. Город его юности, овеянный очарованием воспоминаний,
предстал перед ним, и сердце его преисполнилось такой щемящей и
беспредельной тоской, какой он поистине не испытывал еще никогда. Отказаться
от возвращения в Венецию - представилось Казанове самой немыслимой из всех
жертв, которых еще могла бы потребовать от него судьба. Что делать ему в
этом жалком, померкшем мире без надежды, без уверенности, что он вновь
увидит любимый город? После долгих лет, даже десятилетий скитаний и
приключений, после всех пережитых им удач и неудач, после всех почестей и
позора, после триумфов и унижений, испытанных им, должен же он наконец
обрести место отдохновения, родину. А может ли быть у него другая родина,
кроме Венеции? И иное счастье, кроме сознания, что у него вновь есть родина?
На чужбине ему давно уже не удается надолго подчинить себе счастье. Порою у
него еще хватало сил уцепиться за него, но не было сил удержать. Его власть
над людьми - над женщинами и мужчинами - кончилась. Лишь тех, для кого он
воплощает прошлое, еще очаровывают его слово, его взгляд, его голос.
Настоящее не принесет ему ничего. Прошло его время! И он сознался себе в
том, что до сих пор всемерно пытался скрывать от себя: его литературным
творениям, даже его памфлету против Вольтера, на который он возлагал
последнюю надежду, никогда не дождаться широкого признания. И для этого уже
слишком поздно. Да, если бы в молодые годы у него хватило досуга и терпения