"Джорджо Щербаненко. Миланцы убивают по субботам ("Дука Ламберти" #4) " - читать интересную книгу автора

девочку можно оставлять и одну: вы знаете, за последние два года стараниями
моей бедной свояченицы она просто преобразилась, стала такая послушная,
почти все понимала, и я решил попробовать, первые дни, конечно, места себе
не находил от страха, но постепенно успокоился - вы не поверите, бригадир,
возвращаюсь я со службы, а она мне и суп приготовит, и яичницу сделает -
все, как тетка учила, нет, на целый день я ее не оставлял. Боже упаси, я
ведь работаю в бюро международных перевозок на площади Республики, а живу на
бульваре Тунизиа, в трех минутах ходьбы, и мой начальник, кавалер Сервадио,
разрешил мне отлучаться два раза до обеда, два раза после, сбегаю домой -
три минуты туда, три обратно, три на то, чтобы проверить, все ли в порядке,
дать ей разные наставления, так вот, я говорю, девочка вела себя отменно, вы
бы видели, в какой чистоте она содержала дом, в мать уродилась, такая же
чистюля, та вечно, как ни придешь, ползает по полу с тряпкой, и дочке
внушила, что шваброй чисто пол не вымоешь. - Он вдруг расплакался, видимо,
представив себе великаншу-дочь, ползающей по квартире на четвереньках
(душевнобольные в своем рвения не ведают усталости). Затем утер кулаком
слезы и продолжал: - Она очень любила музыку, и я ей купил такую шутку
пластинки заводить - не могу запомнить, как она называется.
- Проигрыватель, - подсказал Дука.
- Вот-вот, проигрыватель. - Он повернул к Дуке залитое слезами лицо. -
Я объяснил ей, как ставить пластинки, и все время покупал новые, бедняжке же
скучно одной взаперти, я перед уходом запираю балконную дверь и наполовину
опускаю жалюзи, на них тоже висят замочки, чтоб девочка не могла их поднять,
а то, чего доброго, опять станет глазеть на мужчин, звать их и... - у него
не хватило духу повторить: "задирать юбку", и он пропустил эту мучительную
подробность, - ...она вела себя на удивление хорошо, штопала мне носки,
гладила сорочки - отменно гладила, почти как моя бедная свояченица, я как-то
даже забывать стал, что я одинокий мужчина с больной дочерью на шее, придешь
со службы, а дома чисто, девочка мне рада, в кухне стол уже накрыт, а все
так вкусно - пальчики оближешь, в общем, настоящий семейный очаг. Почти
целый год я был счастлив, и вот однажды вернулся домой в обеденный перерыв,
а ее нет...
Чтобы прервать эти беззвучные рыдания, раздирающие сердце пуще самых
отчаянных воплей, Дука выпустил из пальцев ручку, и негромкий удар по столу
сразу отвлек внимание старика: он перестал плакать.
- Давайте с самого начала, - сказал Дука. - Ваше имя?
- Аманцио Берзаги, - с грустной покорностью отозвался, утирая слезы,
благонамеренный гражданин, соблюдающий законы и подчиняющийся властям.
- Дата рождения? - продолжил Дука, записав в блокнот древнее и
аристократическое ломбардийское имя.
- Двенадцатое февраля тысяча девятьсот девятого.
- Родители?
- Покойный Алессандро Берзаги и покойная Роза Перассини.
- Имя вашей дочери?
- Донателла. - Старик опять зашмыгал носом. - Донателла Берзаги. Это я
ее так назвал.
Дука все записал в блокнот.
- А теперь припомните в подробностях тот день, когда исчезла ваша дочь.

3