"Василий Щепетнев. Черная земля (Роман, 1 часть)" - читать интересную книгу автора

газ какой вредный скопился.
Сначала он подумал, что ошибся - нужно на себя тянуть, а не толкать. Лишь
потом, нехотя, нежеланно, пришло осознание - его заперли. Заперли снаружи.
Как первоклашку, как мальчонку-несмышленыша, чтобы из дому не сбежал.
Никифоров нарочно растравливал чувство обиды, возмущения. Лучше
возмущаться, чем бояться.
И потом, кто запер? Кулачье, чтобы попугать, позлорадствовать. Его ж
предупредили. И пес с ними, посидит до утра. Тоже мне, нашли боязливца.
Или просто - ляжет спать. Ну их всех.
Никифоров толкнул дверь еще раз, напоследок. Чуда не случилось, не
поддалась. Он повернулся, смотря куда угодно, но не на свечу. Горит,
горит, милая.
Зря подумал. Вспыхнула последним, отчаянным светом, и погасла тоже. Как ни
слаб, ни малосилен был ее свет, но теперь, когда не стало и его - словно в
ночи наступила ночь новая.
Нюни, одернул себя Никифоров. Нюни и сопли. Эка невидаль - тьма. Да разве
это тьма? Смешно.
Он даже начал было смеяться, но поперхнулся. Неприятный какой-то смех
выходил. Тьмы и верно не было - свеча, что оставалась внутри ситцевой
звезды, продолжала гореть, но не освещала - ничего, и оттого темнота
казалась еще плотнее.
И ладно. Раз так, одно к однму - спать пойдем. Как-нибудь наощупь, по
стеночке, на заплутаюсь.
Он действительно не заплутал. Привык, ноги дорогу знали. И руки помогли.
Дверь в келью не поддалась. Он приналег, толкая, но - напрасно. И та ведь
дверь, точно та, не мог он спутать. Путать нечего. Никифоров вспомнил, как
рвался прошлой ночью Фимка и решил - нет, стучать он не станет. Может, тот
же Фимка там, внутри и сидит. Пробрался в окно, заперся изнутри, и
поджидает, когда он, Никифоров, хныкать начнет, проситься. Не дождется,
гад. Ох, и отвалит он Фимке по-нашенски, по-комсомольски. Если, это,
конечно, Фимка там. А кому ж еще быть?
Он пошел назад. Судьба, значит, сидеть здесь. Казалось бы, что за печаль?
Посидит, подумаешь. Но - никак не хотелось. И холод, холод пробрал до
самого сокровенного, заледенело все внутри. Сколько, интересно, до
рассвета? Нечего, нечего накручивать себя, придет рассвет, куда ж он
денется. А он вот что - приляжет на скамью. Только сначала разомнется, для
тепла.
Глупая мысль, конечно. Где ж разминаться, и как? Теперь он рад был и
звезде, хоть на гроб не налетишь.
Вдруг и звезда погасла. Ну, пришел черед. Нет, опять светится. Опять
погасла. И показалось, что это кто-то ходит между ним и звездой, заслоняя
ее. Вот ерунда. А ведь и слышно - шлеп, шлеп.
Мерещится. Со страху. Никого ж нет. Или...
Он прижался к стене, студеной, неподатливой. А вот пока он в келью пройти
пытался, так двери и открыли, и вошли. Никифоров пытался вспомнить,
заложил он засов, или снял. Да не мог снять, что он, слепорылый
интеллигентишка? Пустячными мыслями пытался он унять страх, отдалить миг
осознания. Тут же одернул себя, не курица - голову под крыло.
Теперь звезда виделась ровно, но он знал наверное - кто-то, кроме него,
здесь есть. Не свои, не Василь. Тот бы позвал, чего таится. Кулачье.