"Василий Щепетнев. Черная земля (Роман, 1 часть)" - читать интересную книгу автора

Дом был не менее других, но - несвежий, неряшливый, дом - на время.
Дырявая плетеная корзина, валявшаяся на земле, вольный бурьян у загороди,
беспрестанно трепыхавшиеся на веревке тряпки, повешенные, верно, для
просушки и забытые до нужды в них.
Василь приоткрыл калитку, скрипнувшую на сухих петлях.
- Тебя не зову. Товарищу Купе, сам понимаешь, не до гостей.
- Понимаю, понимаю, - забормотал Никифоров.
- Теперь, ежели что, знаешь, где меня найти. Погуляй, а мне пора.
Никифорову гулять не хотелось. Да и вечереет. Он повернул назад, к
знакомым местам. Потихоньку, не разом все село в друзьях станет. А
молодежи много. Он видел, как бойко бегала детвора, а те, кто постарше,
переговаривались, поглядывая в его, Никифорова, сторону.
К церкви он поднялся, когда солнце стало большим и красным. Красивое время.
Внутри было, как в паровозной топке, огненно. Просто пожар. Но на пожаре
жарко, а здесь огонь холодный, бабий. Он передернул плечами, больше от
нервов, не замерз же он, в самом деле, не так уж тут и холодно. Прохладно,
вот верное слово: прохладно. Градусов восемнадцать, девятнадцать. Ну, а
снаружи все тридцать, оттого и кажется - мороз. Никифоров окинул взглядом
стены, вверх, до купола. Пришлось потрудиться не на шутку - забелить все.
Леса, должно быть, ставили, иначе не достать ведь. Впрочем, работа
спешная, неважнец.
Он поспешил в свою келью студента, так назвал он каморку, в которой
предстояло провести лето. Сейчас Никифоров жалел, что не знает
архитектуры. Нефы, порталы, алтарь, хоры, притвор - вертелись в голове
названия, вычитанные из книг, рыцарских романов. В них, правда, про другие
церкви писали, католические. А кельи - это в монастырях, кажется. Пусть.
Каморка показалась тюрьмой. И так все лето - в одиночке просидеть?
Шлиссельбургский узник, а не практикант. Отчаянно захотелось домой.
Нечего, нечего нюнить, погоди, день-другой минует, обзаведешься дружками -
представил он реакцию отца.
От стука в окошко он вздрогнул, но и обрадовался тоже. Не иначе, проведать
пришли. Никифоров откинул крючок, распахнул окошко во всю ширь. Нет, это
всего-навсего малец, что обед приносил.
- Ужин, - коротко буркнул малец, протягивая в окно торбу.
- Ты заходи, чего так-то, нехорошо.
- Не, - малец мотнул головой. Как уши не оторвались.
Никифоров опорожнил торбу. Брынза, хлеб, зелень. Сложил вовнутрь посуду
с обеда, отдал мальчонке. Тот подхватил торбу и - поминай.
Ладно, а сам-то? На стены глядел, купол, побелку оценивал, нефы вспоминал
- затем лишь, чтобы на мертвую не смотреть. С собой лукавить ни к чему.
Суеверие, пережитки.
Окно Никифоров закрывать не стал - тепло снаружи, теплее, чем здесь. Есть
не хотелось, сыт. Нечего тянуть. Он вернулся в зал.
Закат отбушевал, лишь поверху розовело, и то - самую малость. У гроба
возился один из недавно приходивших, Никифоров его не запомнил, да не
беда, перезнакомится.
- На кузне сделали, - встретил Никифорова парень.
На подставке у гроба стоял каркас звезды, пятиконечной, из тонких, с
карандаш, металлических прутьев. Парень прилаживал к звезде материю,
красный тонкий ситец.