"Александр Щелоков. Хрен с бугра (Симфоническая поэма)" - читать интересную книгу автора

- Уже поздно, Юрий Савельевич. Иди-ка домой. Завтра нас ждут большие
хлопоты.
- Запечатлел, - сказал Лапшичкин и, чтобы перевести себя в вертикальное
положение, оперся о край редакторского стола. - Закрепил и ухожу.
Стараясь держать прямую линию, он на негнущихся ногах дотопал до выхода
и крепко сжал спасительную дверную ручку.
- До свидания, Константин Игнатьевич! Мы пошедши...
На лице Главного блеснул отсвет душевного удовольствия.
- Вот, смотри, - сказал он расчувствованно, - мужик вроде простой,
звезд с неба не берет, в голове часто один вираж-фиксаж, а как формулирует!
Будто сам сидел в редакторском кресле. Конечно, кое в чем он ситуацию
заостряет, но в целом - прав. Увидишь, еще вернутся времена, когда мы снова
станем бомбить языкознание...
Длинный телефонный звонок прервал его на полуслове. Трезвонил красный
аппарат. Работал он, как я знал, только в одну сторону: сверху вниз, из
обкома компартии от Первого секретаря к нашему Главному.
- На проводе, - сказал Главный, хватая трубку так, будто она
обжигала. - Слушаю вас, Алексей Георгиевич. - А сам замотал мне головой:
мол, давай, освобождай кабинет. Беседы с начальством по красному телефону
всегда требовали конфиденциальности и велись с уха на ухо.
Пока я шел к двери, Главный торопливо докладывал:
- Нет, у меня никого. Были, ушли. Да. Инструктировал. Так точно. Могу
прямо к вам. Так точно, еду.
Маховик событий разгонялся, набирал обороты. Барабанная дробь в
оркестре нашей областной власти нарастала, начинала звучать тревожно.

РОНДО КАПРИЧИОЗО

Дед мой, Ерофей Елисеевич, человек трудящий, в деревне всеми уважаемый;
по анкетам, которые ему приходилось заполнять, в недозволенной советской
властью деятельности не участвовавший, к суду и следствиюне привлекавшийся ,
в минуты душевного равновесия, сбалансированного крепачом-первогоном,
поглядывал на нас, голопузую мелюзгу, и философствовал добродушно:
"Развелось, понимаешь, вокруг нас гнилой интеллигенции по отсутствию
разумности обстоятельств".
Из всех знакомых деда по тем временам к интеллигенции можно было
отнести только двоих - регента соборного хора Федора Ивановича Колесо и
аптекаря Семена Абрамовича Мармерштейна. Тем не менее, материалов для
глобальных обобщений деду вполне хватало.
Сказав "а", Ерофей Елисеевич говорил и "б":
- В армии, господа товарищи-избиратели, как члены партии, так и
беспартийные, в аккурат всё куда проще. Там обстоятельства целиком
проистекают из амуниции...
Лишь в зрелом возрасте понял я всю глубину суждений деда. В самом деле,
в армии обстоятельства проистекают от амуниции. Будь ты там кандидатом
философских наук, профессором или членом-корреспондентом, но, если тебя
определили стоять в строю простым ефрейтором, то хоть разорвись и лопни, а
самое большое, что тебе доверят в философской области - это соединять
пространство и время, копая канаву от порога казармы до часу дня. В
редакциях советских и партийных газет разумность обстоятельств за неимением