"Иван Щеголихин. Не жалею, не зову, не плачу... (Роман)" - читать интересную книгу автора

стали ангелами-хранителями. Мне ласкали слух симптомы, диагнозы, названия
инструментов, аппаратов. Симптом Пастернацкого - бьёшь по почкам: больно, не
больно? Закон Старлинга, сердечная мышца сокращается по принципу: всё или
ничего, как в любви - всё или ничего. Или как в тюрьме - вся свобода нужна,
а не по частям. Аппарат Рива-Роччи. Музыка имён, поэзия латыни. Per aspera
ad astra - через тернии к звёздам.
Взяли Матаева на операцию. Операционным блоком у нас заведует старший
лейтенант медслужбы Зазирная, строгая, если не сказать, вредная, как и
положено, собственно говоря, сестре операционной. Фронтовичка. Явилась
как-то при параде - два ордена Красной звезды, орден Отечественной войны и
медали за взятие почти всех столиц Восточной Европы. Сегодня она добрая,
поскольку пришёл Вериго давать наркоз. Он предпочитает обыкновенную маску
Эсмарха - проволочный каркас, сверху марля, на неё капается эфир, больной
засыпает. Я ассистирую, обрабатываю операционное поле по Гроссиху-
Филончикову. Пульников говорил, раньше обрабатывали по Гроссиху, теперь
добавили Филончикова. До борьбы с космополитами раздражение брюшины называли
симптомом Блюмберга, теперь Щеткина-Блюмберга. Со дня на день к фамилии
Рентген присандалят Сидорова-Петрова. Пенициллин тоже наши открыли (как
сейчас помню) Манассеин и Полотебнов ещё в прошлом веке.
Сделали разрез слева, вскрыли - огромнейшая селезёнка с детскую голову,
обилие застойных сосудов, сбоку ещё пузырь водяной - ничего не понятно.
Гадаем. Эхинококки бывают в печени. Киста? Нет, киста у селезёнки исключена.
Начали искать корень, что за опухоль, откуда она? Видим, перекрут сосудов,
из-за этого отёк, без нашей операции Матаеву не выжить. Пульников полез
глубже, а пузырь возьми да и лопни, как надувной шарик, залило всё
жидкостью, прозрачной, без запаха. Подхватили кохерами края пузыря, остатки
жидкости вычерпали, я поднял лоскуты, стала видна полость и взбухшие сосуды.
Ничего не понятно. Удаляем опухоль и остатки кисты, Вериго нас
поторапливает: наркоз кончается. Перевязали толстый сосудистый пучок и
только теперь увидели селезёнку, нормальную, сиреневую, без изменений, - что
же мы удалили? Гадать, однако, нет времени. Я уже заметил: теряешься перед
живой тканью, всё не так, как в учебнике или в анатомическом атласе.
Операцию закончили, больного перевели в палату, но тревога у меня осталась.
Ночью у Матаева начались сильные боли, естественно, большой разрез. Я ему
сделал пантопон, поговорил, он в сознании. К полуночи я задремал на кушетке
в ординаторской. Пришёл Гущин, санитар, баптист: Матаеву плохо. Я в палату,
он уже без сознания и какой-то запах странный - цветов, духов, совсем
неуместный запах. Сделал ему камфору, кофеин, продержал его до утра. В
девять пришла Светлана Самойловна, вольный врач, очень толковая, я с ней к
Матаеву, а она сразу с порога: запах фиалок - признак уремии, мочекровия. Но
почки мы вроде не трогали, почему мочекровие? Анализ дал дикий лейкоцитоз.
Туман ещё гуще, у больного коматозное состояние. Короче говоря, записали мы
ещё один экзитус леталис. Олег Васильевич первый допёр - мы вырезали ему
почку. Но у человека их две. А вторая отказала, возможно, пиелонефрит.
Окончательный диагноз поставит вскрытие, обязательно в присутствии
оперуполномоченного. Бывало, под видом покойника из морга вывозили живых - в
побег. Прозектор Мулярчик рассказывал, что во время войны умирало столько,
не успевали вскрывать, и чтобы не дать зевака, учредили на вахте бдительную
кувалду. Доставляют на телеге трупы, вахтёр берет пудовый шутильник, и с
размаху штампует каждый череп. Если затесался живой среди мёртвых, попробуй