"Иван Щеголихин. Снега метельные " - читать интересную книгу автора

- Да так... - неопределенно ответила Женя, не зная, к чему следует
отнести это подозрительное "а что?". - Просто голос у вас такой,
материнский...
Все-таки Марья Абрамовна не зря насторожилась, Женя не могла скрыть
своего недоумения здешней жизнью, а точнее сказать, здешними нравами. А
может быть, здесь так принято, хочешь-не хочешь, а приходится привыкать к
соленым полевым шуточкам. Не легко, наверное, здесь Марье Абрамовне, у нее
лицо такое хорошее, доброе.
- Здесь вообще вольно себя ведут, да? - неловко спросила Женя. -
Говорят, с давних пор на пашне... свободная любовь?
- Говорят... - женщина вздохнула. - А я ведь не знаю, как на пашне
прежде было, я сюда из Москвы приехала. Одна я... Муж на фронте погиб, а сын
на целине. В марте, по первой весне, в пятьдесят четвертом трактор повел
через Тобол... Сейчас там граненый камень стоит, дети цветы на могилу
носят... А я как приехала хоронить, так и осталась здесь до своего часа.
Подошла девушка, невысокая, но удивительно стройная и гибкая, с
длинной, красивой шеей.
- Теть Маша, вы меня звали? - спросила она, и Женя по голосу узнала
Таньку Звон.
- Звала, - с напускной, как подумалось Жене, строгостью ответила
повариха. - Где так долго пропадаешь?
- Гуляю, теть Маша, я ведь незамужняя.
- А что тебе, ночь проспишь - и замужем.
- Нет, теть Маша, сейчас я стала принципиальная. Пока не захомутаю, о
ком мечтаю, не буду больше на мелочи размениваться.
Танька смотрела прямо на Женю и - видно было - говорила именно для нее.
Смотрела дерзко, вызывающе, словно пришла поссориться. Но из-за чего,
спрашивается ?
- Теть Маша, вы мне книжку обещали. Про красное и черное. Забыла
название.
Марья Абрамовна поднялась, молча пошла в вагончик. Лесенка под ее
ногами вздрагивала. Как только она скрылась за дверью, Танька стремительно
подсела к Жене на ту же ступеньку. Была она в легком сарафанчике с глубокими
вырезами на спине и спереди, так что виднелось начало смуглых грудей,
загорелая до черноты, широкоскулая, похожая на мулатку. Пахло от нее
горьковатым запахом знойной степи, пряной пшеничной пылью. Черные с ясными
белками живые глаза ее сверкали задиристо, но и вместе с тем была во всем
облике Таньки неожиданная приветливость. Женя на всякий случай
насторожилась, решив быть ко всему готовой. Несколько мгновений они молча
смотрели друг на друга, Танька с явным превосходством, нагловато, по праву
здешнего жителя, а Женя с упорством слабого, но упрямого существа,
собравшего остатки мужества (позже она со смехом думала: как две молодые
кошки!).
Танька, понимая, что времени терять нельзя, повариха выйдет с минуты на
минуту, заговорила первой:
- Хлынова ждешь? Понятно. Мужчина через два "ща". Поцелует - умрешь,
сама пробовала.
Она улыбнулась, прищурив шальные глаза. Зубы у нее оказались
молочно-белые, ровные, и вообще вся она почему-то, несмотря на развязность и
прочее, показалась Жене сильно привлекательной, женственной, загадочной.