"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора

избежать трагедии, помочь мне найти приемлемый для всех компромисс?
Тут я останавливался. Возмущался собственными мыслями, издевался над
собой. Ведь подобная философия была мне хорошо знакома, я всегда знал, что
именно так рассуждает человек накануне сдачи позиций, именно такие
соображения приводит, когда, поддавшись страху, убеждает себя отступить.
То, что я, несмотря на весь свой опыт общения с КГБ за последние годы,
опыт, давший мне, казалось бы, основание для уверенности в себе, оказался не
защищенным от страха, - стало ясно с первых дней. Но то, что я могу
повторять эти смехотворные аргументы, которыми еще совсем недавно так
возмущался, слыша их от других, было еще одним малоприятным сюрпризом.
Мне в свое время повезло: я учился на чужих ошибках. Когда в семьдесят
третьем году я стал активистом борьбы за алию, а затем отказником, все
круги московского диссиденства находились под впечатлением покаяния двух
недавних лидеров демократического движения - Якира и Красина, которые
выступили на многолюдной конференции, передававшейся по телевидению и
радио, и осудили все, что делали до сих пор: выпуск "Хроники текущих
событий", передачу заявлений в иностранную прессу и другие "антисоветские"
поступки. Последовал суд, и обоим были вынесены демонстративно мягкие
приговоры; в то же время состоялись куда более жесткие суды над другими, не
пожелавшими капитулировать или раскаявшимися не до конца.
Следователи, допрашивавшие упрямцев, приводили им в пример Якира и
Красина. А эти двое между тем написали письмо Сахарову, вызвавшее бурю
страстей в диссидентских кругах. Смысл его был таков: мы хотим спасти других
и берем все на себя; КГБ обещает нам, что никто не пострадает, но вы должны
прекратить сейчас правозащитную деятельность.
Попытки сломавшихся представить себя героями, их вера в то, что КГБ
ведет с ними честную игру, лихорадочные поиски почетного компромисса -
такое мне довелось впоследствии наблюдать не раз, и за всем этим стояло
одно: страх. Но отступничество Якира и Красина явилось первым звеном в этой
цепи, предательство было явным, и последствия оказались весьма
поучительными: КГБ на какойто срок удалось деморализовать диссидентов,
выпуск "Хроники" временно прекратился, а репрессии против инакомыслящих не
только продолжались, но и усилились.
Еврейское движение было тогда на подъеме. В Конгрессе США обсуждалась
поправка Джексона, принятая Сенатом чуть позже, осенью семьдесят четвертого
года и связавшая предоставление Советскому Союзу статуса наибольшего
благоприятствования в торговле со свободой выезда из СССР. Эмиграция росла,
связи активистов алии с представителями Запада укреплялись. Ничто,
казалось, не угрожало ни движению в целом, ни его лидерам. Однако работа
"на индивидуальном уровне" велась непрерывно. И когда потом мне приходилось
слышать, что надо, дескать, попытаться найти общий язык с КГБ, ведь там в
конце концов тоже люди, просто у них такая работа, такие функции, - я
вспоминал Якира и Красина. Как правило, подобные разговоры не предвещали
ничего хорошего: человек был накануне "сотрудничества" или, точнее,
предательства.
Я понимал, что суть нашего конфликта с властями не в том, что
стремление евреев уехать в Израиль противоречит официальным советским
доктринам, - в его основе лежит нечто гораздо более серьезное: разница в
мировоззрении. Для них человек - лишь средство для достижения определенной
цели, которая настолько важна, что ради нее можно пожертвовать любым числом