"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора

border=1 width="100%">
Искать
возможность связи с волей
Добиваться открытого суда



Все это примитивное наукообразие, с помощью которого я попытался
организовать свои беспорядочные соображения, может сейчас показаться
смешным. Но тогда оно мне помогло. Обращение к привычной методике анализа
дисциплинировало мысль, и я впервые почувствовал, что смогу подчинить ей
свои эмоции.
Я, конечно, понимал, что главную, беспокоившую меня трудность,
устранить не удастся: четырнадцатая и семнадцатая вершины "дерева" содержат
противоречивые требования. Как разъяснять смысл своей деятельности,
умалчивая в то же время о конкретных фактах и обстоятельствах, связанных с
ней? Но теперь, когда я сформулировал для себя это противоречие, оно меня
смущало уже гораздо меньше. Дело теории - указать на проблему, дело
практики - в каждом конкретном случае искать и находить средства ее
решения.
Я нарисовал это "дерево целей и средств" на небольшом клочке бумаги,
выданном мне утром для туалета. Загремела кормушка: принесли то ли обед, то
ли ужин - уже не помню. Я поспешно выбросил эту бумажку в унитаз и спустил
воду. Потом я рисовал свой график еще не раз, сверял с ним свои ответы на
допросах - и снова выбрасывал, чтобы он не попал в руки кагебешников. И так
- до тех пор, пока не отпала необходимость в этой подпорке, пока
разработанная система не отпечаталась в подсознании, контролирующем наши
слова и поступки.
Так прошло двое суток - шестнадцатое и семнадцатое марта. Я
попрежнему ожидал быстрого развития событий, все еще пытался представить
себе, что происходит сейчас на воле: в Москве, в Израиле, в Америке, - но
был при этом уже гораздо спокойней. Напряжение спадало, уступая место
усталости. Я дремал, сидя за столом или лежа на нарах поверх одеяла, так
как расстилать постель днем было запрещено, часто просыпался от холода, с
каждым разом все больше привыкая к неприятному моменту пробуждения в
тюрьме.
Утром надзиратель открывал дверь и ставил на пол два ведра: одно для
мусора, второе для остатков хлеба.
- Хлеб есть?
Я молча отдавал ему всю пайку - полбуханки черного хлеба, ибо
практически ничего не ел: не было аппетита.
- Ничего, скоро оставаться не будет, - весело заверял он меня.
Час в день - прогулка во внутреннем дворе, прямоугольном каменном
мешке метров пяти в длину и трех в ширину, со скамейкой посередине. Высота
стены - примерно два человеческих роста. Сверху, над двориками, расхаживает
по мосткам надзиратель, следит, чтобы заключенные не переговаривались и
ничего не перебрасывали друг другу. С одной стороны двора - громада самой
тюрьмы, с другой - трехэтажное здание следственного отдела. Оттуда
доносится стук пишущих машинок, в окнах время от времени появляются люди в
галстуках, с сигаретами в зубах; их сдвинутые брови выдают напряженную
работу мысли. "Шьют дела", - думаю я и ловлю себя на том, что, несмотря на
все мое нетерпение, я предпочел бы, чтобы меня как можно дольше не вызывали
© 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org)