"Юрий Сбитнев. Прощание с Землей" - читать интересную книгу автора

медведю, а наш кунгас гнало на скалы, холодный ли океан или мой тяжелый до
беспокойной стукотни сердца бег помешали попасть в цель. И на этот выстрел
зверь не отреагировал. Тогда, теряя рассудок в таком опасном охотничьем
азарте, я выпустил подряд еще три пули, но тщетно. Медведь кинулся в
скалы. И снова я услышал обидные слова моториста: "Вы и в слона не
попадете".
Я кинулся вперед и стрелял, перезарядив обойму. На этот раз
небезуспешно. Но странно: медведь продолжал уходить, и, когда еще раз, по
моим расчетам, я ожег его по позвоночнику у лопаток, вдруг, заглушив шум
прибоя, медведь рыкнул, повернулся и пошел на меня. Он шел, а я стрелял,
отступая и поднимаясь в скалы. Пули рвали его тело, а он, громадный, шел
упрямо, как время, как сама жизнь.
Все кануло для меня в бездну: культура, цивилизация, Эллада, древние
греки, высшая математика, космические полеты, вся история человечества,
войны и революции... Ничего этого не было на земле, ничего не было этого
во мне! Было одно - убить, защитить свое беззащитное, слабое тело, слабый
огонек своей жизни! Зверь шел на зверя. Каждый волосик над капиллярами
моей кожи встал дыбом, ощетинился, хотел жить.
Я хотел жить. И стрелял, стрелял, стрелял!...
Он встал во весь рост, пружинисто осел. Нас разделяло расстояние,
достаточное даже для не очень сильного прыжка. Я видел, как шерсть его
стала дыбом, как он хотел жить, вкладывая всю силу, всю ловкость в этот
прыжок.
Но камень подвел его, не выдержал невиданной силы и рухнул, увлекая
его вниз, окружая стремительной осыпью. И тогда он закричал:
- Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! - и это был крик не зверя - нет! Это был крик о
несправедливости, творящейся в мире. Страшный крик. Я еще не вернулся к
себе, но почувствовал, как поднимается на голове шапка.
- Ай-яй-яй! - кричал он, низвергаясь в пучину мрака.
И вот, когда я увидел живую рану и белые ребра в потеках алой крови
на громадном боку Медвежьего увала, вспомнил тот ужасный крик.
По мере приближения точные черты лежащего зверя скрадывались
расстоянием и глаз не мог уже ухватить всего в целом. Но рана,
кровоточащие белые ребра виделись ясно, и, чем ближе мы подплывали, тем
острее было желание понять, что же это такое.
- Подчалься туда, - попросил я Василия, указывая рукой на берег.
Осип подсел к другу, и они вдвоем погнали лодку вперед.
Наконец я разглядел, что это за рваная рана. Паводок содрал тут весь
береговой грунт, с тайгою, мошевиной, кустарниками, оголив громадный,
уходящий в реку ледник. По чистейшему, нездешнего цвета льду медленными
струйками сочилась красная мокрая земля, лоскутами содранной кожи висела
тайга. Неземной, нездешний запах стоял вокруг. Мы причалились, и я глянул
вверх, туда, куда уходила сплошная, без единой трещинки, студеная,
стекающая под солнцем исполинская глыба.
Тут еще властвовала ледниковая эпоха. Я вступил под эти
голубовато-синие с агатовой глубиною своды, ощущая, как холод сковывает не
только тело, но и сушит, не по-земному томит сердце. Сбегая, журчала вода,
и шум ее был не такой, какой привыкли улавливать мы. Был в нем звенящий и
чуть-чуть скрипящий звук, словно железом вели по стеклу. И запах пустоты,
космических расстояний и замершего времени витал вокруг.