"Елена Сазанович. Циркачка (повесть)" - читать интересную книгу автора

которые он, только он способен был увидеть вечность, и вид рояля у меня уже
вызывал смех. Кривоногий, громоздкий бездушный инструмент выглядел жалким по
сравнению с моим учителем.
- Учитель, - выдохнул я и припал к его коленям. И поцеловал его руки.
Как тогда. В далекой юности. Я точно так же сентиментально припал к его
коленям. И поцеловал его великолепные руки. И поклялся. Мой внутренний голос
кричал на весь мир. Поклялся перед всем миром. Что я выберу музыку. Что я
выберу вечность. И учитель единственный услышал мою безмолвную клятву. И в
знак согласия, в знак одобрения, чуть прикрыл свои голубые глаза. Я нарушил
клятву. Я клятвопреступник. Перед всем миром. Хотя миру далеко наплевать на
это. Он спокойно существовал и существует без моей музыки. И слезы обиды
выступили на моих глазах. И я встал. И приблизился к окну. Чтобы учитель не
увидел моих слез. Слез малодушия. Слез слабости. Слез клятвопреступления.
Учитель ничего не увидел. Но все понял.
- Паганини, - тихо окликнул он меня. Моим юношеским, давно забытым
прозвищем, - у тебя прекрасные руки. Еще ничего не поздно, Паганини, -
уговаривал он меня, как маленького.
- Спасибо, учитель.
- Время никогда не бывает напрасным. Запомни это, мой мальчик. Как
знать, возможно, самая виртуозная, самая отчаянная музыка рождалась из
самого безнадежного равнодушия.
- Мне казалось, я прекрасно жил эти годы, учитель. А оказалось - я
прекрасно умирал...
- Я рад, что ты пришел, Паганини, - он легонько похлопал меня по
плечу. - Тебе еще много осталось. А мне... Я так боялся, что ты не
придешь...
И он резко повернулся. И молча прикрыл за собой дверь. Он не изменился,
мой учитель. И, как прежде, терпеть не мог сентиментальных сцен. Хотя в
душе, я уверен, их переживал не однажды.
Он покинул меня. Оставил наедине с собой. Так и не предложив остаться.
Но я знал. Знал, что он хочет этого. Что в моем одиночестве, в его маленькой
пустой комнате с черным роялем. Он верил, что я смогу сделать какой-то шаг.
И когда-то я оправдывал его надежды. Подолгу вглядываясь в безмолвные стены.
В безмолвную ночь. Я все равно приближался к этому чопорному ласковому
другу. И открывал крышку. И уходил, погружаясь все глубже и глубже в
сумасшедшие звуки, пробивающие сквозь пустые безмолвные стены, пустую,
безмолвную ночь...
И сегодня я вновь. Как тысячу лет назад, приблизился робко, неуверенно
к роялю. И открыл крышку, Мои руки, непослушные пальцы. Не сгибающиеся
кисти. Мои руки, знающие уже совсем другую музыку.
Пропитанную дымом и пивом скучных бессмысленных вечеров в ресторанчике.
И сегодня. Прямо сейчас. Я должен сделать этот шаг. Я должен исполнить свой
долг перед учителем. Свою клятву. Я должен уничтожить эту похмельную
бездарную музыку раз и навсегда. Чтобы возродиться вновь...
Первые ноты. Первые звуки, первый хмель в голове. Первое сумасшествие.
Все это уже было, неужели со мной? И почему я так легко от этого отказался?
Разве можно играть судьбой? Играть можно только на рояле.
Я хочу играть... Ка-па. Ка-па. Ка-па. Я не в силах повторять эти звуки,
оглушительная боль пронзает мой мозг. Нет. Сегодня я должен. Должен
решиться. И, преодолевая эту боль, я заиграл. Ка-па... И мои звуки пробивали