"Елена Сазанович. Циркачка (повесть)" - читать интересную книгу автора

безмолвные стены, вонзались в беззвездную ночь. Капа... Я помню ее лицо. Так
ясно. Так отчетливо. Словно это было вчера. Капа. Я над тобой умирал. И
почему я тогда не умер? Капа? Это было бы несправедливо по отношению к моему
учителю. Моей музыке. По отношению к тебе. Ка-па. Ка-па. Ка-па. Ты была
такой живой, моя девочка. Что мне трудно поверить, что тебя больше нет. Ты
была такой живой, моя бедная девочка. И твои глаза. Два круглых янтарных
шарика. Они всегда смеялись. Даже когда твое сердце погружалось в печаль.
Они всегда сверкали. Два круглых янтарных солнца. Даже когда хмурая ночь
обволакивала твою комнату. Мне с тех пор больно смотреть на солнце. А,
впрочем, я лгу. Я просто на него давно не смотрю. Мне просто это уже не
надо. Но почему все так получилось, Капа? Ну, почему судьба один раз подарив
мне весь мир, тут же его и отняла. Впрочем, я вновь лгу. Я сам отказался от
этих беспокойных подарков. Я просто испугался... Я выбрал покой. И только
теперь понял. Теперь осознал. Что покой - это не дар. Моей судьбы. Это ее
бездарность.
Мое сердце бешено колотилось... Нет, все началось не с этого. Я
разглядываю себя со стороны. Я смотрю на себя сверху вниз. С высоты своих
прожитых лет. Вон там, где-то далеко. Виднеется парень. Далеко не красивый.
Далеко не высокий. Длинноносый и черноволосый. Чертовски обаятельный. С
дьявольским блеском в глазах. Ужасно похожий на Паганини. И его пальцы в
любой момент могут виртуозно забегать по клавишам.
И его сумасшедшее сердце может легко выпрыгнуть из груди и помчаться в
неведомые страны, в неведомые миры. Привет, Паганини! Привет!
- Привет! - я хмуро смотрю на рояль. На единственного свидетели моих
воспоминаний. Лакированного и кривоногого. Я подаюсь. Что скоро. Совсем
скоро. Он заговорит. Вслух. За меня. Моими мыслями. Моей памятью. Моими
прожитыми годами...
В консерватории я был довольно заметной фигурой. Длинные черные волосы
мягко спадали на мои плечи. Но на девчонку я никак не был похож. Длинный нос
выдавал во мне остроумного и остроглазого парня. А низкий рост только
подчеркивал величину моих мыслей и замыслов. В общем, даже издалека можно
было без ошибки сказать, что я - музыкант. А моя умеренная и вполне
обаятельная уродливость тотчас позволила придумать мне прекрасное прозвище -
Паганини. Я, не скрывая, гордился своим внешним видом. И своим достойным
прозвищем. И, впервые сев за рояль в своем классе, я гордо встряхнул
шевелюрой. И с томным, задумчивым видом небрежно опустил руки на клавиши. Но
я не был настолько глуп, чтобы не заметить насмешливые искры, прыгающие в
глазах учителя. Мы переглянулись. И расхохотались на всю аудиторию. Так
состоялось наше первое знакомство.
А вечером я со своими закадычными товарищами прогуливался по шикарному,
строгому прямоугольному мосту. И Гришка недовольно морщил свой толстый нос.
- Фу! Как можно строить такую гадость.
Мы с Владом пожимали плечами. Мы ничего не понимали в мостах.
- Настоящий мост всегда дает почувствовать высоту, - не унимался
Гришка. - Что под тобой - маленький мир. И ты словно царствуешь над этим
миром. Это единственный шанс, чтобы человек понял, что выше всего.
- В таком случае, чтобы узнать высоту, нужно прежде всего узнать -
падение. Мне этого не хочется. А тебе, Паганини?
Я вздохнул. Мне этого тоже не хотелось. И царствовать над миром у меня
не было никакого желания. Гришка внимательно оглядел меня с ног до головы,