"Михаил Валерьевич Савеличев. Червь времени (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

площадки, но Слава не стал ее догонять.
Городок постепенно оживал. На плацу появились первые бегущие солдаты,
несмотря на дождь и холод обнаженные по пояс, обутые вместо тяжелых кирзовых
сапог в кеды и кроссовки, что выдавало в них старослужащих, а смотрелись они
от этого достаточно забавно. Слава спрыгнул с броневика, помахал знакомым и
медленной трусцой тоже направился к спортплощадке, наискось через плац,
пробежав по пожухлой траве газона и ходу шлепнув ладонью по мокрой и
скользкой черной коре высоченных лип, посаженных в один ряд, как будто и их
выстроили на парадный марш. Через двадцать лет от них ничего не останется,
как ничего не останется от военного городка, трибуны, планшетов и тысячи
других вещей. Из высокого полукруга выхода казармы, бывшей в незапамятные
времена домом для рейтарской конницы вытекали зевающие солдаты, строясь для
утренней пробежки и ежась от порывов дождливого ветра.
- Эй, Слава! - окликнули его из редкой группки дембелей, ленивыми
галками рассевшихся на лавках, когда он примеривался к турнику и стирал с
блестящей перекладины дождевые капли, от которых при подтягивании жутко
мерзли пальцы. Это был Сергей, с которым они часто боролись в спортзале и в
охотку терзали измочаленную боксерскую грушу.
- Здравствуй, Сергей, - пожал он его руку. - Сейчас, подожди. Выполню
сегодняшнюю норму, - он подскочил, удобнее ухватил ледяную металлическую
палку, и стал подтягиваться, ощущая как разгоняется в мышцах застоявшаяся
кровь, как ему, после долгого сидения на броневике, становится тепло, а в
голове - относительно пусто, то есть он снова входил в то привычное
состояние, в котором и должен был находиться самый обычный школьник, ученик
девятого класса сорок седьмой школы Группы советских войск в Германии
С.Клишторный, без особых талантов и дарований, твердый хорошист и никудышный
товарищ. А родители еще удивлялись - откуда у него столько силы воли
подниматься каждый день в пять утра и в любую погоду бежать, бежать, бежать
до полного изнеможения. Это не сила и не воля, это избавление, очищение,
необходимое вживание в роль, точнее не в роль, так как жизнь, даже здесь,
все-таки не театр, а возвращение в самого себя. Именно поэтому он давно
разлюбил спать.
Сергей выбросил окурок, взял в каждую руку по траку и принялся их
выжимать, громко вдыхая и выдыхая, обливаясь дождем и потом, покрывшими его
лицо и торс такой плотной сеткой капель, что казалось он стоит не на улице,
под ударами октябрьского ветра, а потеет где-нибудь в дьявольски горячей
сауне. Слава, перестав подтягиваться, закинул ноги на перекладину, отпустил
руки и повис вниз головой. Анарак съехал немного со спины, но было даже
приятно почувствовать холод разгоряченной кожей. Да и мир предстал в
несколько необычном виде - вырастающий из черной и коричневой небесной
тверди дощатый забор, испачканный солидолом, с повисшей внизу ржавой колючей
проволокой, свесившиеся остроконечные красно-черепичные крыши немецких
домиков, корни яблочных голых крон. Все это нависало над близкой, текучей,
мрачной землей с миллионами бьющих вверх мелких фонтанчиков, теперь
беспрепятственно забирающихся под одежду. Руки не доставали до мутного
зеркальца небесной лужи, собравшейся в ямке под турником, но в его
коричневой глубине можно было увидеть собственную физиономию, морщинистую и
старую.
Усевшись на железках для качания пресса, они курили "Яву" и попеременно
позевывали, заражая друг друга. Говорить особо было не о чем. Он рассказал о