"Владимир Савченко. Пятое путешествие Гулливера" - читать интересную книгу автора

женщина, видимо, опоздавшие к началу зрелища. Лошади - непрозрачные, одна
гнедая, другая вороная, хорошо ухоженные - стояли смирно, только
подергивали кожей и помахивали хвостами. Мой взгляд задержался на них
гораздо дольше, чем они того заслуживали; я вздохнул.
Внизу слева тоже произошло движение. Переведя глаза туда, я увидел, как
на возвышение в форме усеченной пирамиды из того же светлого камня
поднялись трое; их янтарные скелеты выражали достоинство, в руках были
кожаные папки.
Одновременно сверху, прямо перед стеной-окном моего дома, появилась и
начала медленно опускаться люлька, похожая на ту, в которой маляры и
штукатуры перемещаются вдоль стен, но более ажурная, сделанная из бамбука.
В ней находился долговязый худой туземец, который делал какие-то указующие
жесты, а рядом с ним весьма обширная женщина; она - в этом я не мог
ошибиться - стояла спиной ко мне. Механизм, который перемещал люльку во
всех направлениях, находился, вероятно, на крыше домика, я его не видел..
Люлька на некоторое время зависла напротив меня, затем поплыла к пирамиде
и развернулась так, что женщина в ней оказалась спиной к тем троим.
Мужчины один за другим что-то говорили, указывали в мою сторону то рукой,
то папкой; когда речь длилась долго, люлька поворачивала женщину в ней
спиной ко мне.
По этому ритуалу да еще по тому, что взгляды сидевших в амфитеатре
теперь преимущественно были устремлены к пирамиде, я заключил, что на ней
находятся немаловажные особы, какие-то сановники, а может быть, и здешние
правители.
Вспомнив, что учтивость и хорошие манеры никогда меня не подводили, я
приблизился к левой стеклянной стене, отвесил этим троим глубокий поклон -
с выставленной ногой и надлежащими взмахами правой руки, хоть и без шляпы
в ней; не уверен, что у нагого это выглядело слишком уж изящно, но что
оставалось делать! Затем распрямился и обратился к сановникам с речью. Я
сказал, что благодарен от всей души за мое спасение и рад буду отплатить
за это услугами, какими только смогу, что родом я из могучей и
просвещенной державы, которая имеет много заморских владений и охотно
установит отношения с данной территорией; а сейчас я желал бы, чтобы меня
выпустили из этой комнаты, вернули одежду и дали поесть. Последние просьбы
я подкрепил красноречивыми жестами. Люлька с худым туземцем и неподвижной
дамой в это время приблизилась ко мне. Вряд ли я был понят и даже
отчетливо услышан через стекло, но сановники смотрели на меня
благосклонно, а один даже кивнул. Во всяком случае мои манеры и внятная
речь могли произвести на них впечатление, что я не дикарь.
Внезапно в амфитеатре произошло оживление. Туземцы указывали на меня,
переговаривались. Затем зааплодировали, причем аплодисменты явно
адресовались тем троим на пирамиде: они довольно кланялись. До сих пор я
так самозабвенно рассматривал прозрачников, что не задумывался над тем,
какое впечатление произвожу на них сам - своим телом, кожей, осанкой,
лицом. А оно тоже должно быть изрядным, все-таки белый человек не такой
частый гость в этих широтах. И чего это они возбудились, указывают на меня
- будто только увидели, а не рассматривают добрый час?
Я подошел к зеркалам, образующим левый угол комнаты, взглянул... и едва
не грянулся на пол от стыда, отчаяния и ярости. Я был теперь более чем
голый, на мне не было кожи!