"Владимир Савченко. Пятое путешествие Гулливера" - читать интересную книгу автора

Стульчак из досок, под ним посудина с крышкой и одной ручкой... как
мило с их стороны. Рядом сиденье, во всем похожее на стульчак, только без
дыры; на нем три такие же посудины с одной ручкой, но меньших размеров.
Поднял крышки: в одной нечто вроде супа с кусочками овощей и мяса, в
другой - отварной рис с какими-то мелкими фруктами, в третьей - комки
душистого поджаренного теста. От вида и запаха пищи у меня даже в голове
помутилось:
наконец-то! Зацепил здоровой рукой сразу две кастрюльки, отнес на
топчан, сбегал за третьей, сел и принялся поглощать рис и выловленные из
супа куски мяса, запивая бульоном и заедая пончиками. Сначала даже челюсти
сводило от голода.
В увлечении я совсем забыл о туземцах, но после нескольких глотков
спиной почувствовал: что-то не так! Оглянулся: люлька исчезла, зрители
поднимались со ступенек, удалялись вверх. К лицам некоторых настолько
прилила кровь, что я увидел - едва ли не единственный раз - их внешние
черты. Очертания были промежуточными между европейскими и азиатскими и у
всех выражали негодование. Негодование цвета зреющего помидора. С пирамиды
поспешно спускался "сановник" с папкой.
...Откуда мне было знать, что сейчас я совершаю неприличный поступок и
невозвратимо роняю себя в глазах тикитаков. Конечно, не будь я так
смертельно голоден, то все-таки задумался бы, почему еду мне оставили за
ширмой и рядом со стульчаком. Я подумал бы и о том, что поскольку прилична
прозрачность, то должно быть неприличным все непрозрачное в теле,
чужеродное, как отторгаемое, так и усвояемое. Прилично ли выглядит
наполненная экскрементами прямая кишка? Но ведь подобная картина
получается в верхней части тела при питании, в пищеводе и желудке. Ни один
тикитак не позволит себе показаться на людях как с непереваренной пищей в
желудке и кишечнике, так и с неопорожненными нижними кишками; исключения
допускаются только для младенцев. (Иное дело тогда, когда пищеварительная
система используется для украшения, но об этом я расскажу особо.)
Боюсь, что этому своему промаху - наряду с так и оставшимся
непрозрачным скелетом - я и обязан кличке "Демихом Гули"- получеловек
Гули; от нее я не избавился до самого конца. Животные оба действия, и
питание, и испражнение, совершают открыто; подлинно разумные люди (то есть
тикитаки) скрывают от посторонних глаз; существо же, которое одно
совершает скрытно, а другое нет,- получеловек. Логика есть. К тому же я,
изголодавшись, накинулся на пищу с животной жадностью, жрал... Так и пошло.
"Сановник" с папкой ворвался в комнату, быстро переместил ширмы к
топчану, чтобы они заслонили меня от стеклянных стен, погрозил мне рукой и
исчез, защелкнув дверь. Я только успел разглядеть, что он невысок и широк
в кости.
(Очень скоро я узнал, что трое на пирамиде были вовсе не сановники, а
простые медики, проводившие эксперимент со мной, пробу на прозрачность. А
этот, ворвавшийся" Имельдин, стал моим опекуном, другом-приятелем, а затем
и родственником. Сановники же и городская элита как раз и сидели в первых
рядах.)
Как бы там ни было, я очистил все три посудины и почувствовал себя
бодрее; жизнь продолжалась. То, что в амфитеатре поубавилось зрителей, мне
тоже пришлось по душе: надоели. Я вернулся к зеркалам - осматривать себя,
привыкать к новому виду.