"Владимир Савченко. Тупик" - читать интересную книгу автора

гигантский шаг в понимании мира - и в естественнонаучном и в философском.
Понять время... ох, как это много и важно! И вот не вышло, смерть оборвала
и жизнь, и идею.
Загурский опустил стекло вниз до отказа, выставил голову под ветер;
потом снова повернулся к Коломийцу.
- Вы спросите: а что же я сам, разве не смогу? Ведь соавтор. Знаете,
сейчас мне кажется, что не осилю. Не того я полета птица... Шур Шурычу
было хорошо со мной работать: я умел конкретизировать, воплощать в текст и
уравнения его идеи, подчас очень смутные и странные, был честным и дельным
оппонентом при обсуждении этих идей. Но идеи-то все-таки были его...
Они уже въехали в город. Теперь машина, сдерживаемая светофорами, шла
медленно и неровно.
- И вот, знаете, при всем том я испытываю еще одно странное чувство,
думая о смерти Тураева, - задумчиво, будто даже и не Коломийцу, а себе,
промолвил Загурский. - Смирение, что ли? Неспроста мне на ум приходят
ранние кончины людей гениальных, от Моцарта до Галуа. Ведь не в том, в
конце концов, дело, что одни из них были музыканты, другие поэты, третьи и
вовсе математики. Это частности, суть же в том, что они, каждый на свой
манер, приближались к глубокому пониманию мира и себя - куда более
глубокому, чем прочие люди. Настолько, может быть, глубокому, что это выше
возможностей человека... Вот и с Шур Шурычем мне почему-то представляется,
будто это закономерно, что он умер внезапно именно сейчас, когда
подбирался к самой сокровенной тайне материи... что так и должно быть.
Странная мысль, а? Но ведь... понимаете, исследуя природу, мы обычно
разумеем под ней всякие там твердые тела, частицы, звезды - объекты вне
нас. Но ведь материя - это и мы сами. Мы тоже существуем во времени - и не
знаем, в чем существуем, не понимаем времени. Может, здесь действительно
предел познания мира и себя, который нам не дано превзойти? Или иначе:
дано, но, превзойдя его, нельзя жить?.. Уф-ф!.. - Загурский поднял руки,
будто сдаваясь. - Наговорил я вам - у самого голова кругом пошла. Не
принимайте все это всерьез, Станислав Федорович, это от расстроенных
чувств.
Он наклонился к водителю:
- Сверните, пожалуйста, влево, на Пролетарскую. Дом пятнадцать, здесь
рядом.
У дома довоенной архитектуры, балконы которого были почти сплошь
закрыты диким виноградом, Загурский распрощался, поблагодарил, вышел из
машины и вошел в подъезд.
"Хороший дядька какой, - тепло подумал о нем Коломиец, когда машина
отъехала. - Простой, и не подумаешь, что член-корреспондент, ученое
светило, теперь почти директор института. А я его мечтал со зла
перекрестным допросом мытарить..."



3

- Вы меня сначала обилетьте, а потом оскорбляйте!
- А раз вы не обилечены, то платите штраф!
Разговор в троллейбусе