"Владимир Савченко. Час таланта" - читать интересную книгу автора

чтобы крупных (талантливых) всплесков в информполе стало больше и хватило на
всех?
Закон сохранения количества информации такому не препятствует: пусть
убудет число мелких обыденных дел, пустой суеты, кипения коммунальных
страстей, а за их счет возрастет количество талантливых событий-дел. В
принципе возможно. А практически?.."
Вот тут-то у Дробота и получилось разочарование, о котором мы помянули
выше. Возможно управление информационным полем корреляция его событиями или
действиями, которые содержат большую информацию, но... за счет окрестного
разнообразия. Корреляция сглаживает поле; при этом перво-наперво сникнут
самые выразительные всплески, носители талантливых действий. А подобного
управления в жизни и так предостаточно, помогать ей техническими новшествами
не надо: суеверия, догмы, доктрины, традиционные авторитеты, зоологическая
неприязнь многих людей ко всему выдающемуся, напоминающему им об их
посредственности все это естественные корреляторы. Они сильно уменьшают
число талантливых дел в сравнении с тем, сколько бы их могло быть. По идее,
Федору Ефимовичу следовало искать способ раскорреляции но он-то и оказывался
в принципе невозможным.
Читатель, вероятно, с трудом и неудовольствием преодолевает научные
суждения последних страниц, ждет занимательности или хотя бы
художественности ну, в описании, например, личности этого персонажа Дробота
Ф. Е. А то ведь только и известно: пол, образование да ф. и. о. на анкету не
наберется.
Здесь нелишне отметить, что, описывая идеи и гордые замыслы человека,
его попытки понять мир и жизнь, мы сообщаем самое главное о нем то, что на
девять десятых составляет личность. Разумеется, если они есть идеи, замыслы,
попытки. А если их нет... что ж, тогда действительно надо напирать на
художественность: какой у персонажа рот, рост, нос, костюм, какие глаза,
ресницы, уши, волосы, как одет... чтобы персонаж сей предстал перед
читателем как живой. Оно все бы ничего да вот только живой ли он на самом
деле? Не гальванизируем ли мы этой художественностью безличные полутрупы,
обреченные как в жизни, так и в книгах на мелкое, необязательное
существование, в котором, как ни поступи, все равно? Нужен ли этот
золотушный реализм в наше страшное ядерно-космическое время, реализм, все
жанры которого сводятся к одному под названием "Почеши меня там, где
чешется"?
Но это в сторону. Что же до Федора Ефимовича, то более существенной в
нем автору представляется не его внешность (хорошо, пожалуйста: брюхом
толст, бороду бреет, умеренно плешив, дальнозоркость четыре диоптрии, речь
несколько невнятная от обилия и напора мыслей), а, скажем, его фамилия,
несущая признаки казацкого происхождения. А тем самым и повышенного заряда
жизненной активности. Такие фамилии сначала были кличками: может, наградили
ею прадеда за удалой дробный пляс вприсядку в гульбе на Сечи или на Тереке;
а может, не за пляс за быструю стрельбу. Во всяком случае то, что у предков
выражало себя стремлением к воле, победам и добыче, у Федора Ефимовича пошло
в научный поиск.
Разочарование разочарованием, но он был не из тех, кто легко отступает
от выношенной идеи. "Я слишком упростил дело: нельзя считать талантливые
поступки чисто случайными, рассуждал он далее. Все-таки носители их люди со
способностями. И распределены эти дела среди них далеко не равномерно. По