"Розмэри Сатклифф. Орел девятого легиона " - читать интересную книгу автора

две центурии для укрепления гарнизона, а также центуриона Герпиния, который
возьмет на себя командование крепостью, пока из Иски не прибудет новый
командир на смену Марку, а с ним наверняка пришлют и свежие вспомогательные
войска.
Марк понимал, что все это совершенно разумно. Подкрепление состояло из
легионеров боевого отряда, и центурион легионеров стоял выше центуриона
вспомогательных войск. И если он, Марк, будет еще какое-то время прикован к
постели, то вполне естественно прислать другого командира до той поры, пока
он не сможет выполнять свои обязанности сам. Но все-таки его раздосадовала
властная манера центуриона, он оскорбился и за Друзилла, и за себя. Кроме
того, ему вдруг почему-то стало страшно. И поэтому он напустил на себя
чопорность и высокомерие и до конца их короткого официального свидания
общался с чужаком с ледяной вежливостью, выглядевшей почти оскорбительной.

***

День следовал за днем, их разнообразил только свет лампы или дневной
свет, пища, которую есть ему не хотелось, да тени, сновавшие по двору мимо
его окна. Еще его посещал Авл с помощником, которые перевязывали ему плечо,
продырявленное копьем (он и не почувствовал удара, нанесенного копьеносцем,
когда он прыгнул на колесницу), и безобразно искромсанное ранами правое
бедро.
Прибытие нового командира все откладывалось, так как несколько
центурионов подхватили болотную лихорадку; луна, народившаяся в те дни,
когда восстало племя, истаяла, растворилась в черноте, и сейчас в вечернем
небе висел бледный серпик новой луны. Все раны Марка, кроме самых глубоких и
рваных, зажили. Вот тогда-то ему и сказали, что со службой в легионах для
него покончено.
Следует только набраться терпения, и в свое время, как заверил Авл,
нога ему еще послужит, но когда - Авл сказать не может. Должен же Марк
понять, жалобно убеждал рассудительный хирург, - нельзя раздробить бедро и
изорвать мышцы в лохмотья, а потом ждать, что все станет таким, как прежде.
Именно этого приговора и боялся Марк со дня свидания с центурионом Клодием
Максимом. Больше бояться ему было нечего. Марк принял новость внешне
спокойно, но для него это означало утрату почти всего, что представляло для
него интерес. Он не мыслил себе другой жизни, кроме как службы в легионе,
его подготовили только к ней. Теперь все кончено. Никогда ему не быть
префектом Египетского легиона, никогда не выкупить родовое поместье в
этрусских холмах, не приобрести новое. Легион для него потерян, а с легионом
скорее всего потеряна и родина. Будущее теперь, когда у него хромая нога,
нет денег и нет перспектив, представлялось ему безрадостным и пугающим.
Центурион Друзилл, возможно, догадывался о его настроении, хотя Марк не
делился с ним своими мыслями. Во всяком случае, он каждую свободную минуту
заглядывал к своему командиру, а Марк, как больное животное, жаждал
уединения и частенько желал центуриону очутиться на другом конце империи,
правда, впоследствии он с благодарностью вспоминал его участливость и
дружескую поддержку в тяжелую пору.

***