"Жан-Поль Сартр. Детство хозяина" - читать интересную книгу автора

Господин Флерье объяснил Люсьену, как функционирует завод. Он обошел с
ним основные корпуса, и Люсьен долго наблюдал, чем занимаются рабочие.
?Когда я умру,? сказал господин Флерье,? ты должен будешь быстро взять на
себя все управление заводом│. Люсьен пожурил его и попросил: ?Папа, дорогой
мой, не говори, пожалуйста, об этом!│ Но в последующие дни он был очень
серьезным, думая об ответственности, которая рано или поздно должна лечь на
его плечи. Они подолгу беседовали об обязанностях патрона, и господин
Флерье доказал ему, что собственность ? это не право, а обязанность. ?Они
морочат нам голову своей борьбой классов,? сказал он,? как будто интересы
хозяев и рабочих противоположны! Возьми мой случай, меня, Люсьен. Я мелкий
хозяин, тот, кого на парижском жаргоне называют ?лавочник│. Пусть так, но у
меня на руках сто рабочих с семьями. Если дела у меня идут хорошо, то
прежде всего это выгодно им. Если же я буду вынужден закрыть завод, все они
окажутся на улице. Я не имею права плохо вести дела,?сказал он с силой.?
Именно это я и называю классовой солидарностью│.
Более трех недель все шло хорошо; он почти не вспоминал о Бержере, он
его простил и надеялся на то, что никогда в жизни больше его не увидит.
Иногда, меняя рубашку, Люсьен подходил к зеркалу и с удивлением смотрел на
себя. ?Мужчина желал это тело│,? думал он. Он медленно проводил руками по
бедрам и думал: ?Мужчину волновали эти ноги│. Он брал себя за талию и жалел
о том, что он не может раздвоиться так, чтобы тот, другой, мог ласково
гладить его тело, как шелковую ткань. Подчас он сожалел о своих комплексах:
они были прочными, весомыми, их огромная темная масса утяжеляла его. Теперь
с этим покончено, Люсьен больше не верил в них и ощущал какую-то
мучительную легкость. Впрочем, это не было так уж неприятно, это скорее
было некое, вполне терпимое, хотя и немного противное, разочарование,
которое в крайнем случае могло сойти за скуку. ?Я ничто,? думал он,? но это
потому, что ничего меня не запачкало. А вот Берлиак погряз в пороках. Я
вполне могу вынести эту слабую неуверенность: это плата за чистоту│.
Как-то на прогулке он присел на холмик и подумал: ?Я проспал шесть
лет, а потом в один прекрасный день вылупился из своей скорлупы│. Он был
полон жизни и с радостным видом оглядывал пейзаж. ?Я создан для действия!│
? сказал он себе. Но в одну секунду его тщеславные мысли потускнели. Он
произнес вполголоса: ?Пусть они немного подождут и увидят, чего я стою│. Он
говорил с уверенностью, но слова отскакивали от него, как пустые скорлупки.
?Что у меня есть?│ Он не хотел признавать этой странной тревоги, она
принесла ему слишком много страданий в прошлом. ?Есть эта тишина... эта
земля...│ ? подумал он. Вокруг ни души, только кузнечики, которые с трудом
волочат по пыли свои желто-черные брюшки. Люсьен ненавидел кузнечиков,
потому что они всегда казались полудохлыми. По ту сторону дороги к самой
реке сползала сероватая, изможденная солнцем, потрескавшаяся песчаная
равнина. Никто не видел и не слышал Люсьена; он вскочил, и ему
померещилось, что его движениям ничто не мешает, даже сила притяжения.
Сейчас он стоял во весь рост под занавесом серых облаков, и казалось, будто
он существует в пустоте. ?Эта тишина...│? думал он. Это было большее, чем
тишина, это было ничто. Равнина вокруг Люсьена была необыкновенно спокойная
и инертная, бесчеловечная. Казалось, что она съежилась и затаила дыхание,
чтобы не беспокоить его. ?Когда артиллерист из Метца вернулся в
гарнизон...│ Звук на губах погас, как пламя в пустоте; Люсьен без тени и
эха был один среди этой слишком неприметной, какой-то невесомой природы. Он