"Жан-Поль Сартр. Детство хозяина" - читать интересную книгу автора

меня же комплекс│. Он рассказал Берлиаку, что в детстве воображал себя
лунатиком, а все предметы никогда не казались ему вполне реальными. ?Должно
быть,? заключил он,? это мой скрытый комплекс│.? ?То же и у меня,? сказал
Берлиак,? у нас с тобой фирменные комплексы!│ Они пытались истолковывать
свои сны и самые свои незначительные поступки, и Берлиак всегда был готов
рассказать столько разных историй, что Люсьен даже слегка подозревал его в
том, что он их придумывает или по крайней мере приукрашивает. Но они
отлично понимали друг друга и объективно обсуждали самые деликатные темы;
они признались друг другу, что носили маску веселости, обманывая
окружающих, но в глубине души ужасно страдали. Люсьен освободился от своих
тревог. Он с жадностью набросился на психоанализ, так как понял, что это
именно то, в чем он нуждался, он теперь чувствовал себя окрепшим, не видел
больше необходимости волноваться и вечно искать в своем сознании ощутимые
проявления своего характера. Подлинный Люсьен был глубоко скрыт в
бессознательном; надо было грезить о нем, никогда его не видя, как о
человеке. Весь день напролет Люсьен размышлял о своих комплексах, не без
некоторой гордости представляя себе тот таинственный, жестокий и яростный
мир, что копошился под эмоциями его сознания. ?Понимаешь,? говорил он
Берлиаку,? с виду я вечно сонный и безразличный ко всему малый, не
слишком-то интересный. Да и внутри меня, знаешь, все так на это похоже, что
я чуть было не попался на эту удочку. Но я прекрасно знал, что есть нечто
иное│.??Всегда есть нечто иное│,? отвечал Берлиак. И, гордые собой, они
улыбались друг другу. Люсьен написал поэму под названием ?Когда туман
рассеется│, Берлиак нашел ее замечательной, но упрекнул Люсьена, что он
написал ее правильными стихами. Тем не менее они выучили ее наизусть, и,
когда им хотелось поговорить о своем либидо, они охотно повторяли:
?Огромные крабы, затаившиеся под покровом тумана│, потом ? только ?крабы│,
подмигивая друг другу. Но через какое-то время Люсьен, когда оставался один
? особенно вечером,? начинал находить все это страшноватым. Он не
осмеливался больше смотреть в глаза матери и, когда заходил поцеловать ее
перед сном, пугался, как бы некая темная сила не извратила его поцелуй и не
заставила припасть к губам госпожи Флерье; это было так, словно в нем
клокотал вулкан. Люсьен относился к себе бережно, чтобы не тревожить ту
великолепную и опасную душу, которую он в себе открыл. Теперь он знал ей
цену и боялся ее жутких пробуждений. ?Мне страшно себя│,? думал он. Уже
полгода как он отказался от онанизма, потому что это ему надоело, и ему
приходилось много заниматься, но к одиноким наслаждениям вновь вернулся:
каждый должен следовать своим наклонностям; книги Фрейда были переполнены
рассказами о несчастных молодых людях, которые, резко порвав со своими
привычками, заболевали неврозами. ?А не сходим ли мы с ума?│ ? спрашивал он
Берлиака. И действительно, иногда по четвергам они чувствовали себя
какими-то странными: сумерки украдкой заползали в комнату Берлиака, они
выкуривали целые пачки сигарет с опиумом, руки у них дрожали. Тогда один из
них вставал, не говоря ни слова, на цыпочках подбирался к двери и
поворачивал выключатель. Желтый свет мгновенно заполнял комнату, и они с
недоверием смотрели друг на друга.
Очень скоро Люсьен заметил, что его дружба с Берлиаком основывается на
каком-то недоразумении: никто, разумеется, сильнее Люсьена не чувствовал
волнующей красоты Эдипова комплекса, но он видел в нем главным образом
признак той силы страсти, которую позднее он желал бы направлять на иные