"Бенедикт Сарнов. Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев " - читать интересную книгу автора

сестры! Вы обратили внимание, как Хлестова говорила о Загорецком? И ее
ничуть не смутило, что он слышал эту ее уничтожающую реплику: "Лгунишка он,
картежник, вор!" А как она обошлась с Чацким? Ну совершенно так же, как
Марья Дмитриевна Ахросимова с Пьером Безуховым: "Я за уши его дирала, только
мало". И ведь это тоже в его присутствии. Согласитесь, Уотсон, у нее - та же
прямота ума и откровенная простота обращения, которая так восхищала Толстого
в Марье Дмитриевне. Уж в чем другом, а в этом Хлестовой не откажешь.
- Так-то оно так, - не очень охотно согласился Уотсон. - Только Марья
Дмитриевна - просто прелесть что за старуха! А эта ваша Хлестова -
противная. И не спорьте, пожалуйста, Холмс! Сами знаете, что противная.
- Да я и не думаю спорить, - возразил Холмс. - Напротив, я ведь именно
это и хотел вам продемонстрировать. Ведь цель нашего расследования как раз в
том и состояла, чтобы доказать, что одного и того же человека один писатель
может изобразить как привлекательного, обаятельного, милого, а другой его же
изобразит противным и даже отвратительным.
- Вы что же, собираетесь уверить меня, что у Марьи Дмитриевны
Ахросимовой и грибоедовской Хлестовой был один и тот же прототип? -
недоверчиво спросил Уотсон.
- Вот именно! Поглядите-ка, что пишет по этому поводу крупнейший
специалист по творчеству Грибоедова Николай Пиксанов.
Холмс отпер свое бюро, достал из ящика досье с материалами,
относящимися к "Горю от ума", и вручил эту довольно объемистую папку
Уотсону.
Тот с интересом углубился в чтение.

ИЗ СТАТЬИ Н. К. ПИКСАНОВА
"ПРОТОТИПЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ КОМЕДИИ
"ГОРЕ ОТ УМА"

Наиболее единодушны современники и историки в определении прототипа
Анфисы Ниловны Хлестовой, свояченицы Фамусова, тетки Софьи. Ее оригиналом
большинство называет Настасью Дмитриевну Офросимову, большую московскую
барыню, известную своим умом, крутым характером, откровенностью и причудами.
Она была чрезвычайно популярна в большом обществе тогдашней Москвы, и о ней
сохранилось много рассказов и анекдотов. Свербеев в своих "Записках"
передает любопытные подробности об одной из своих встреч с Офросимовой:
"Возвратившись в Россию из-за границы в 1822 году, - рассказывает он, -
и не успев еще сделать в Москве никаких визитов, я отправился на бал в
Благородное собрание; туда по вторникам съезжалось иногда до двух тысяч
человек. Издали заметил я сидевшую с дочерью на одной из скамеек между
колоннами Настасью Дмитриевну Офросимову и, предвидя бурю, всячески старался
держать себя от нее вдали, притворившись, будто не слыхал, когда она на пол
зала закричала мне: "Свербеев! Поди сюда!"
Бросившись в противоположный угол огромного зала, надеялся я, что
обойдусь без грозной с нею встречи. Но не прошло и четверти часа, как
дежуривший в этот вечер старшина, мне незнакомый, объявил, что ему приказано
немедленно меня к ней привести.
"Что это ты с собой делаешь? - напустилась она на меня. - Таскаешься по
трактирам, да по кабакам, да где-нибудь еще хуже, оттого и порядочных людей
бегаешь. Ты знаешь, я любила твою мать, уважала отца..." И пошла, и пошла. Я