"Жозе Сарамаго. Поднявшийся с земли " - читать интересную книгу автора

проболтаешься - ничего не получишь, потому как у клада - своя судьба и
человек по своей воле распорядиться им не может. Давным-давно одна девица
три ночи кряду видела во сне, что в ветвях дерева спрятаны четырнадцать
винтеней, а под корнями зарыт глиняный горшок, доверху полный золотыми
монетами. В такие истории нужно верить, даже если это чистая выдумка.
Девочка рассказала свой сон бабушке с дедушкой, и пошли они втроем к тому
дереву. Полена сбылось: в ветвях они нашли четырнадцать винтеней, а под
корнями копать не стали - пожалели дерево, больно красивое, а оголишь
корни - засохнет. Неведомо как распространилось известие о сокровище, и
когда они, сокрушаясь о своей жалостливости, вернулись к дереву, оно уже
лежало на земле, под корнями - ямка, а в ямке, кроме разбитого глиняного
горшка, ничего нет. То ли по волшебству исчезло золото, то ли кто-то
бессовестный и безжалостный выкопал его и затаился. Все может быть.
Ну, а с теми каменными ларцами, в один из которых мавры спрятали
золото, а в другой - чуму, дело обстоит иначе. Говорят, что ни у кого не
хватило смелости приняться за поиски, потому что все боялись открыть по
ошибке не тот ларец. Но мне все же думается, что, если бы ларец с чумой так
и остался закрыт и закопан, жилось бы нам в этом мире полегче: меньше было
бы всякой заразы.


* * *

Жоан Мау-Темпо и Фаустина поженились; законным браком завершилось
романтическое приключение, которое в ту дождливую, грозовую январскую ночь,
когда не светила луна и молчали соловьи, сквозь путаницу торопливо
расстегнутой одежды привело их к исполнению желания. Теперь у них уже трое
детей. Старшего мальчика зовут Антонио, лицом и выходкой он похож на отца,
только ростом будет повыше, а вот синих его глаз он не унаследовал - в каком
поколении снова появятся теперь синие глаза?... Двое других детей - девочки;
они такие же застенчивые и добрые, как была их мать Фаустина - была и есть.
Антонио уже работает: помогает пасти свиней - для чего-либо более
ответственного он еще слишком мал и слаб. Пастух не очень-то нежничает с
ним: в наше время, в нашем крае это принято, не стоит негодовать из-за таких
пустяков. В соответствии с другим обычаем котомка, в которой лежит обед
Антонио, не оттягивает ему плечо: все угощение - ломоть кукурузного хлеба и
пол-окунька. Окунек съедается тут же, за порогом, потому что голод не тетка
и есть хочется всегда, а ломоть кукурузного хлеба Антонио растягивает на
весь день: тут отщипнет, там отломит, внимательно следя, чтобы ни крошки не
досталось принюхивающимся, как собаки, муравьям, которые благодаря такой
небрежной щедрости заполнили бы свой амбар доверху. Пастух - как пастуху и
положено - стоит на пустоши и кричит: Антонио, заходи с того краю, Антонио,
сгони их в кучу, а мальчик, словно овчарка, носится вокруг стада. Потом
пастух отдыхает от трудов праведных: он сшибает с сосен шишки, жарит их на
костре, потом разламывает, достает орешки, тщательно высушивает и кладет
себе в мешок - все это происходит в сельской тиши, на лоне природы.
Раскаляются угли, лопаются от жара истекающие смолой шишки, и Антонио
глотает слюну, а если его страдальческий взгляд заметит невдалеке посланную
судьбой шишку, то мальчик тут же спрячет ее, чтобы не умножать чужого
достояния, как уже не раз, к прискорбию, бывало; детям свойственна