"Жозе Сарамаго. Поднявшийся с земли " - читать интересную книгу автора

можно держать в повиновении. Норберто в дела своего управляющего не
вмешивался и даже прослыл прекрасной души человеком: был он уже в годах,
седой, видный. Семейство у него было изрядное - все люди утонченные, даром
что сельские жители, впрочем, летом они ездили в Фигейру к морю. Норберто
владея несколькими домами в Лиссабоне, и те его родственники, что были
помоложе, постепенно отдалялись от Монте-Лавре. Пришло им время позабыть про
деревенскую грязь и побродить по цивилизованным мостовым. Норберто не
возражал: новые устремления его наследников, родственников и свойственников
приносили ему даже некую тайную отраду. Латифундия в избытке снабжала
семейство Норберто пробкой и пшеницей, желудями и свининой, а то, что
оставалось, обменивалось на деньги. Нужно было, правда, заставлять крестьян
работать, но для этого там были свои, местные майоры хорохоры, лишенные
сабли и коня, но наделенные не меньшей властью. Грегорио Ламейран, на
кавалерийский манер зажав под мышкой длинный хлыст, похаживал вдоль шеренги
работников и мгновенно замечал, если кто начинал лениться или же просто
уставал. Ламейран - хвала ему и честь! - свято придерживался правил и
подавал пример собственными своими сыновьями. Дня не проходило, чтобы он
кого-нибудь не избивал, а иногда - и дважды в день, а иногда - в плохом
настроении - и трижды. Грегорио Ламейран, выходя из дому, сердце оставлял на
гвоздике за дверью - шел налегке, вполне бессердечный, и не было у него
другой заботы, как только оправдать доверие хозяина да отработать ту лишнюю
монету и сытные харчи, за которые он и взвалил на себя должность
управляющего и палача. Тем не менее он был слегка трусоват. Отец одной из
его несчастных жертв как-то подстерег Грегорио и веско заявил ему, что если
он и впредь будет карать, не разбирая, кто прав, кто виноват, то вскоре
увидит - если сможет - собственные свои мозги. Грегорио внял этому
предостережению, но зато всех прочих продолжал тиранить пуще прежнего.
В доме Норберто дамы развлекались как подобает прекрасному полу: пили
чай, вязали и время от времени крестили дочерей своих ближайших слуг. По
диванам были разбросаны журналы мод - ах, Париж, Париж, -было решено
съездить туда, как только кончится эта глупая война, которая, помимо прочих,
больших и меньших неприятностей, принесла с собою и отсрочку этого
путешествия. Тут уж ничего не поделаешь. А старик Норберто, слушая доклады
управляющего о том, как идут работы в поместье, слушая это неразборчивое
бормотание, которым Грегорио сообщал о своих заслугах, гневался так, словно
читал газетные сообщения о ходе военных действий. Он был германофилом по
своим имперским убеждениям и по неосознанным, быть может, воспоминаниям о
родине своего предка Ламберто Оркеса. Однажды, не преследуя никакой иной
цели, кроме развлечения, он сказал об этом Грегорио, который тупо воззрился
на него, не понимая, что ему говорят, - мы, дескать, люди темные,
неграмотные... Так или иначе он стал еще угодливее с хозяином и еще строже с
работниками. Старшие сыновья Норберто уже отказывались заниматься хозяйством
в отцовском поместье, искали себе другие земли и других, более человечных
управляющих, которые гарантировали бы им по крайней мере, что умрут хоть
чуточку позже.
Да, в те времена умели держать народ в узде. Сара да Консейсан,
измученная мыслями о том, что сын может последовать дурному примеру отца, а
также тем, что чувствовала и себя виновной в бесславной смерти мужа,
неустанно твердила Жоану: Смотри у меня, если не будешь стараться, я тебе
задам, мы должны смотреть вперед. Так говорила Жоану мать, а Ламейран