"Игорь Сапожков. Золотое ДУло " - читать интересную книгу автора

после обеда, Захара отправляли в пекарню Гройса за халой, дед и папа
приходили домой пораньше, переодевались в субботние сюртуки и шли в
синагогу. За ними шагал Захар, держа за руку маму. Домой возвращались
поздно, мама зажигала свечи, дед ломал халу, отец разливал вино, все
неспешно ужинали. Потом дед рассказывал, как в 1898 году, со старшим братом
Яковом, они путешествовали в Палестину, как добрались до Турции пароходом,
затем брели пешком, как настоящие дервиши, через Сирийское Королевство, как
полумертвыми их нашли в пустыне бедуины, как в самом конце их длинного
путешествия, они все-таки узнали... У Захара никак не получалось дослушать
историю до конца. Под монотонный голос деда его веки тяжелели и он засыпал,
положив голову на колени матери.

В первую же бомбежку погибли родители и дедушка. Немецкая авиабомба
угодила в дом, когда Захар сломя голову несся из пекарни, прижимая к груди
теплую халу. После бомбежки, уютный зеленый городок, превратился в руины. Со
стороны почти полностью разрушенного костела, разносился мрачный колокольный
звон. В воздухе лениво парили крупные хлопья седого пепла. Из разбитой
колонки под напором текла вода, собираясь в ручей, она смывала с брусчатки
обгорелые головешки и несла их вдоль тротуара. Между развалинами бродили
подавленные горем и страхом люди, Захар сидел на груде камней, что осталась
от дома и мастерской. На его потемневшем от копоти лице, блестели крупные
слезы. Он медленно встал, прошел между дымящимися досками к чудом уцелевшему
обеденному столу и положил на него остывшую халу. Потом он будто в забытье
кружил вокруг того, что раньше было его домом. На пепелище тлела
искореженная вывеска - все что осталось от артели. От высокой температуры
жестяные буквы деформировались, а краска с них и вовсе слезла.
Ноги сами по себе вывели его к синагоге, где толпилось к удивлению
много народа. Люди жались к этому вросшему стенами в землю ветхому зданию,
будто оно могло защитить их от неизвестного будущего. После бомбежки
осыпалась штукатурка, из под нее гордо сверкала остатками позолоты,
замурованная по указанию Пацюка, Звезда Давида. Земля вокруг была усыпана
осколками стекла в которых беспечно резвились солнечные лучики. У самой
двери на верхней ступеньке, в мятом отцовском таллесе, сгорбившись стоял сын
раввина Зимберга, тот самый, что когда-то спас Тору. Вполголоса, едва шевеля
обветренными губами, он пел "Ерушалайм спаси своих детей". Потом он толковал
людям, что в Талмуде сказано, как щит в форме шестиугольной звезды, которым
владел Царь Давид, множество раз спасал от врагов, да спасет он и его детей,
амен...
Солнце медленно пряталось за стенами синагоги, что бы на другой стороне
земли взойти над Иерусалимскими Холмами. К концу дня толпа вытолкнула Захара
на перрон разрушенного вокзала, где шла посадка на поезд. Состав был забит
до предела, даже на крыше сидели люди с мешками и баулами. Мальчик стоял и
равнодушно смотрел, как десяток мужчин расталкивая локтями друга, пытаются
влезть в переполненный вагон. Вдруг прямо напротив него остановился огромный
милиционер:
- Захарка, це ты? - нагнулся к нему Цыбуленко.
- Я, дядя Василь!
- А где папа, где дедушка? - Захар опустил голову.
Цыбуленко положил ему на плечо свою здоровенную ладонь, задумался на
несколько секунд и решительно сказал: