"Игорь Сапожков. Перегон " - читать интересную книгу автора

были заполнены книгами и посудой, но тем не менее квартира казалась
заброшенной и не жилой. Мы не раздеваясь прошли прямо на кухню, вскоре
зазвонил телефон, девушка нервно схватила увесистую трубку допотопного
аппарата. Прия провела тогда на телефоне наверное час, а то и больше. По ее
интонациям я чувствовала, когда она говорит с матерью, а когда с отцом.
Закончив разговаривать она еще долго сидела не отрывая глаз от невидимой
точки на стене. Когда мы спустились в низ, у подъезда нас поджидали два
человека в одинаковых пиджаках, галстуках и усах. Прия их сразу узнала, один
остался стоять со мной на улице, со вторым Прия села в машину. Они там
недолго поговорили и вскоре эти люди отвезли нас на вокзал. Они без всяких
билетов завели нас в отдельное купе, а потом остались стоять на перроне,
дожидаясь пока проводник не захлопнул дверь и поезд не тронулся с места.
Прия держалась до последней минуты, и только после того как за окнами
замелькали пригородные платформы, сначала у нее на глазах заблестели слезы,
а потом она по-настоящему разрыдалась. Из ее сбивчивого рассказа я поняла,
что на ее Родине происходят какие-то политические события и на ее отца
оказывается давление в принятии решения, которое расходится с его моральными
принципами. Одним из аргументом этого давления является она, то есть ее
здесь держат, чуть ли не заложницей. Я как могла ее успокаивала, хотя
конечно толком не понимала сути проблемы. Вскоре она перестала плакать, а
потом будто предчувствуя беду, корила себя в том, что втравила меня в свою
историю. Позже, когда Прия совсем успокоилась, она стала меня учить молитве,
сперва мне это казалось глупым, а затем мне и вправду стало легче. Уж не
знаю каким образом, обитающий высоко в Гималаях Шива услышал нас, но нам
обеим вдруг стало легко и свободно, мы радовались и смеялись, не представляя
себе, что нас ждет впереди.
После этой поездки, Прия немного отдалилась от меня, кроме того она
стала пропускать занятия, днями не выходила из общежития. Я несколько раз
приходила к ней, она еще больше замкнулась в себе, похудела и стала похожа
на испуганную, выпавшую из гнезда ласточку. Однажды ее не было на занятиях
две недели подряд. Я справлялась о ней у ее земляков, но те только пожимали
плечами и уходили от ответов. В деканате тоже ничего толком не ответили, а
замдекана твердо посоветовал мне заниматься учебой, а не политикой. Прошло
еще несколько дней, я не находила себе место и в конце концов решила все
выяснить до конца. В общежитии меня будтобы уже ждали. Не успела я войти в
дверь, страдающая хронической ненавистью ко всему вокруг комендантша, ехидно
улыбаясь вынесла мне пакет и сказала, что это от Прии.
Я с трудом удержалась, чтобы не развернуть его прямо в вестибюле
общежития. Дома мы с мамой опешили, в розовый шарфик Прии была завернута
плотная пачка стодолларовых купюр. Ни письма, ни записки, только деньги и
пахнувший сладковатыми духами почти прозрачный розовый шарфик. Из оцепенения
нас вывел длинный звонок дверь. Дальше был кошмар - милиция, понятые и даже
корреспондент какой-то газеты с фотоаппаратом. Потом суд и срок...
- Сколько?
- Четыре строгих...
- А что стало с твоей подругой, с Прией?
- Не знаю... Я больше никогда ее не видела. Последнюю дачку в городскую
тюрьму, мама завернула в свежий номер "Известий". В нем я прочла, что в
Индии была предотвращена попытка государственного переворота...