"Игорь Сапожков. Перегон " - читать интересную книгу автора

каторжан. Сидели они спина к спине на подводе, одним из них был тогда еще
никому, кроме МУСа,[4] неизвестный налетчик Иосиф Джугашвили, по кличке
Коба. Дороги здесь, как и всюду по Россеи-Матушки плохенькие, поэтому везли
их долго, умаялись в пути и кони, и зэки, и конвой. И вот когда проходил
этап через Ковалевку и подвода поравнялась с маленькой церковью, Коба видать
по семинарской привычке, три раза перекрестился. В этот момент из церкви
вышел настоятель монастыря, Отец Кирилл. Помню я его, хороший был дядька, на
попа совсем не похожий, учился в Иерусалиме, молва ходила, что даже служил
он там, при монастыре Святого Гроба Господня. Увидев процессию священник
остановил этап и пригласил всех трапезничать - и солдат, и каторжан и детей,
что за телегой бежали, тоже покормил. Пока монахи накрывали стол, священник
беседовал с зэками, один из них, кавказец, что сразу привлек его внимание, к
удивлению был хорошо подкован, даже знал на память псалмы. После трапезы
Отец Кирилл помолился и присел на лавочку в тени дерева. Затем он достал из
портсигара папиросу, в ладонь высыпал из нее табак и набил им изящную
курительную трубку с чуть искривленным мундштуком. Кавказец внимательно
наблюдал за его манипуляциями. Закончив набивать трубку, священник
облокотился на спинку лавочки, закинул ногу на ногу, зажимая край трубки
большим пальцем прикурил и с удовольствием втянул дым в легкие. Коба спросил
разрешения попробовать, аккуратно, одними пальцами взял трубку и глубоко
затянулся, голова легко закружилась, ему понравилось... Немного отдохнув, да
еще получив харчей в дорогу, этап двинул дальше. К вечеру того же дня
священник обнаружил пропажу трубки да еще и портсигара с папиросами.
Старик закашлялся и со злостью швырнул в костер коротенький окурок.
- В конце тридцатых церковь закрыли, колокольню и монастырь развалили,
монахов разогнали кого куда. Постаревшему, но еще крепкому Отцу Кириллу,
пришили четыре пятилетки по 58-ой и перевезли в расположенный поблизости
лагерь, где он и пропал бесследно. И уж не знаю, то ли по совпадению
случайному, то ли по злому умыслу судьбы, но на том самом месте перед
монастырской кухней, где священник учил зэка курить, установили гипсовый
памятник - Сталин сидит на скамейке. Облокотившись на спинку и закинув ногу
на ногу, он курит трубку...

* * *

Вспугнув стальным скрежетом в уснувшее эхо, состав тронулся с места.
Солнце спряталось за сопками, прихватив с собой короткий светлый день. На
остывшую землю бесшумно падал пушистый снег. Чувствовалось, что там, за
тонкой стеной "Столыпина", очень холодно. "Перегон" мерно дребезжа
рессорами, нагонял сон на утомленных бездельем зэков. Разбавляя однообразный
заоконный ландшафт, вдоль полотна железной дороги изредка мелькали будки
стрелочников.
Саша сидел за столом напротив Мамонта, в кухонном отсеке. В алюминиевой
тарелке на столе лежала остывшая картошка в мундире и несколько кусочков
солонины. Рядом с тарелкой, покачивался воткнутый в деревянную столешницу
кнопарь с цветной, наборной ручкой.
- Ну и гадость это ромашковый компот, - вор поморщился и отодвинул от
себя кружку, - последний раз я встречался с Костей, за два месяца до твоего
рождения... Я как раз откинулся и вернулся Ленинград. Пока меня не было, наш
дом на Черной Речке снесли, в справке дали новый Танин адрес. У меня кроме